— В нашем с тобой случае дважды два — бесконечность.
От твоих прикосновений тоска и тяжесть рассасываются. Зато адски начинает ныть рана под повязкой.
— Да. Ты хорошо сказал. Понимаешь, я хочу все принять, все вместить. Стать идеальной, как круг или сфера. Но совершенство — не прерогатива этого мира.
— А в каком мире ты бы хотела жить?
— Там, где в душу можно войти, как в распахнутый настежь дом. Видеть, как видит твой любимый человек. Знать все то, что знает он. Чтобы тело и разум были не постоянной данностью, но временными пристанищами.
— Тогда никто не будет за ними ухаживать. Кому интересно возиться с местом, где пребываешь короткое время?
— У тебя болит шея.
Это не вопрос, а утверждение. Я знаю, ты чувствуешь мою боль так же часто, как я вижу через тебя.
— Болит — значит, живой. Что не может не внушать оптимизма.
— Можно вопрос?
Ты усаживаешь меня на стул и принимаешься осторожно разматывать бинт, чтобы посмотреть, что там творится.
— Для тебя — хоть луну с неба, хоть крокодила из ванной.
— А почему ты сам не перешел на это лекарство на букву "к"? Для тебя же было чем хуже — тем лучше.
— Смешно звучит, но, как выяснилось, я люблю собственное тело. Медленное самоубийство — да, но смотреть, как оно на глазах разлагается… Видимо, еще не дошел до той стадии, когда становится совсем пофигу. У меня слишком сильная психика и организм в целом. Даже ломки начались гораздо позже, чем обычно бывает. Чертово тело сопротивляется убиванию до последнего.
— Ой! — Это ты добралась до раны. — Знаешь, я, пожалуй, завяжу обратно, только поменяю бинт на чистый. Выглядит пугающе. Но лучше, чем было, — ты выдавила улыбку.
*** — Я хотела от тебя ребенка. Сейчас реально родить здорового малыша, даже если оба родителя заражены. Но ты так отчаянно сопротивлялся.
— Еще бы. Очень не хотелось передавать свой испорченный генофонд ни в чем не повинному младенцу.
— Генофонд как раз отличный. Ты сам говорил: и сильная психики, и организм. И мозги неплохие. Если бы было больше времени, думаю, сумела бы уговорить.
— Ты можешь родить сейчас.
— Но уже не от тебя.
— Зато воспитывать будем вместе. (Смеется.)
— Нет уж. Мы же договорились, что ложимся в психушку, а там насильники-санитары и смирительные рубашки, не до детей. К тому же тогда это было важно, а сейчас уже нет. ***
7.
Однажды ты привел в дом собаку. Огромную грязную дворнягу с перебитой передней лапой. Сразу стало тесно и запахло мокрой псиной. Она лежала в прихожей, жмуря гноящиеся глаза, а ты сидел рядом на корточках и гладил лобастую голову, не обращая внимания на угрюмое рычание и грязные следы, остающиеся на ладонях.
