Раздражение рассказчика объяснялось просто: эта секретная история уже больше недели была коронным номером Миги. Он тайком рассказывал ее во дворе, на черной лестнице, в школе, в пионерском отряде и на кухне (когда там не было мамы). С каждым разом история становилась складнее, длинней и страшней. Митю особенно вдохновляло, что слушатели почему-то считали его одним из участников событий. А говоря по правде, сведений о схватке с кулаками у него было немного. Основу рассказа составляли скудные обрывки сокровенных бесед, которые вели родители поздними вечерами, уверенные, что он спит на своей коротенькой кроватке за комодом и ничего не слышит. Недостающие портретные характеристики Митя смело занимал у своих знакомых — у инженера Русакова, у сапожника Панкрата Данилыча, у домашней работницы Нюры и у свояка Скавронова. Уловить подробности помогли неосторожные реплики мамы. А некоторые связки он придумывал сам по принципу: это, конечно, было, потому что иначе быть не могло.
— Едут они и едут, — продолжал Митя. — На дуге красные флажки. В гривах ленточки. На головной подводе лозунг: «Даешь хлеб пролетариату!» Папа глядит через бинокль, сомневается. Форсу больно много. Обоз — четыре подводы, а кумача, как на Первом мае. И кони сытые. «Давай-ка, — говорит, — ребята, пропустим их через сито». А красноармейцам не до того. Паек делят. «Ладно, — говорит папа, — вы делите, а я пойду погляжу». Вышел на дорогу. Встал. Наган за поясом. Подъезжают. Четыре подводы, одна за одной…
Митя скосился на Мотьку. Она слушала его, как большого.
— Видят, человек с наганом. Остановились. А возле головной подводы двое. Один молодой, лысый, другая — тетка. В косах ленточки.
— Как на лошади, — вставил усатый.
— Будете перебивать, не стану рассказывать, — предупредил Митя и продолжал: — Они пешие шли, чтобы лошадь не уморилась. Во, сколько было накладено! А на мешках с вожжами дед, мосластый, длинный, как складной аршин. На гимнастерке орден Красного Знамени. Папа вроде бы дуриком спрашивает: «Где, дед, воевал? У Чапаева или у Суворова?»
— Орден небось не евоный, — догадался усатый.
— Ну хорошо, — сказал Митя. — Если вы такой умный, рассказывайте сами. Давайте, продолжайте.
— Не серчай на нас, чунарей, — пробасил усатый. — Нe обращай внимания.
Митя гордо молчал. Мотька тронула его за руку и попросила:
— Ну, пожалуйста, Митя. Рассказывай. Мы больше не будем.
— Ладно. В последний раз. На чем мы остановились? На гимнастерке. На гимнастерке орден Красного Знамени.
