Подвеску я увидела в магазинчике на плацца Навона. Эта площадь – как и весь Рим – вмещает в себя слишком много всего: культурные слои, исторические события, легенды, красоту и уродство. Когда-то здесь был стадион, и поэтому она овальная. Вот храм Святой Агнессы. Легенда рассказывает о том, как тринадцатилетнюю девочку-христианку язычники выставили на поругание, сорвав с нее одежду. И в тот же миг по воле Бога волосы девочки выросли почти до пят, скрыв ее наготу и явив милость Божию. Есть правда масса примеров, когда Бог не был так добр, и не очень понятно, почему бы это такое расположение проявил к конкретной девушке? Но так или иначе, храм красив, а легенда о его святой трогательна. Хотя мысль о том, что там, в прохладной крипте под старыми сводами, хранится голова девочки, наводит на меня страх.
А посреди площади царствует фонтан Четырех рек великого Бернини. Я долго ходила вокруг него, разглядывая мощные, экспрессивные фигуры, любуясь шедевром подлинного гения. Струи воды порождали призрачную надежду на прохладу, толпы туристов заметно поредели, должно быть, сказывался полуденный зной. Мы посидели в кафе, а потом, оставив разморенного Дима дремать за столиком над бокалом холодного вина, я пошла бродить по магазинчикам, выходящим на площадь. И в одном из них увидела это ожерелье. Там было много стекла, из объяснений хозяина на ломаном английском я поняла, что стекло это – венецианское. Тяжелое и гладкое, оно поражало яркими красками и глубиной. Я долго и с удовольствием мерила колечки, сережки и подвески, но все, что нравилось, стоило слишком дорого для моих скромных финансовых возможностей.
Я как раз красовалась перед зеркалом в этом самом колье, начисто позабыв и про жару, и про Дима, когда сзади раздался насмешливый голос:
– Идешь, копуша?
Я торопливо распрощалась с хозяином, который, казалось, ничуть не расстроился, что я ничего не купила, и весело помахал нам рукой, и мы тогда пошли дальше – по горячему асфальту, мимо сонно прикрытых ставней, купили мороженое – вкусное невероятно...
А потом Дим принес то самое колье, застегнул цепочку, поцеловал кулон, который холодил кожу – он сразу согрелся, – и сказал:
– Ты такая красивая. А теперь давай снимем все остальное – оно лишнее.
Хоть мама, кажется, и подумала, что подвеска – бижутерия, видно было, что вещь недешевая, и она решила, что я вбухала в нее все деньги. А деньги, честно сказать, остались... немного, но я решила – пусть пока полежат. В голове моей бродили неясные мысли о том, что надо бы эмигрировать, что я хочу опять увидеть Рим и хоть оставшихся денег не хватит даже на билеты, но если подкопить...
