«Она и его с собой уведет?! Вот так просто – возьмет и уведет? Обоих?!»
– Да, сейчас оденусь, – скороговоркой ответил старший и поднялся.
– Да куда ж это вы на ночь глядя? – обрела дар речи Маша – надо же, эта кобыла только хвостом махнула, а они и горазды за ней бежать!
– Мы Настю проводим на станцию, – бесцветно ответил Вадик.
– А она что – маленькая, сама не доберется? Не ходите никуда!
– Мам, ну ты что – как девушку одну, ночью почти, отпустить?
Насти уже не было в комнате, и высказать сыну все, что накипело на душе за эти кошмарные сутки, Маше уже было невтерпеж.
– «Девушку»! Видали мы таких «девушек»!.. Сколько на ней мужиков перебывало, не спрашивал?… Нечего тут!.. Дома сиди! Мать велит!
– Ты, мам, по-моему, уже… совсем… И потише, пожалуйста!
Вадик махнул рукой и поспешно вышел вслед за гостьей и братом. В душе Маша надеялась, что наглячка подслушивает – а как нет? Наверняка подслушивает! И поймет, что пришлась не ко двору, и больше не появится.
Маша еще долго стояла, пытаясь уловить, о чем бубнят голоса, доносившиеся из сенцев, – они, кажется, довольно горячо спорили. Потом все стихло, хлопнула дверь, скрипнула калитка.
«Ушла, ушла – больше не вернется… А вернется – ей же хуже! Не «решила» она! Это я не решила!»
Брезгливо, двумя пальцами, собирая посуду со стола в тазик, – всю, не только ту, на которой остались розовые полукружия девкиной помады, – Маша размышляла, что сказать, когда вернутся ребята. Не ушли же они оба, на самом деле, безвозвратно, с этой носатой оглоедкой? А если ушли? И если сейчас не ушли, то что будет, когда их обоих все-таки сведут со двора голодные на мужиков девки-сыкухи?!
Чудо, что Маша не перебила подчистую родительский сервиз – руки у нее просто сводило от отвращения. Щедро окатив всю посуду крутым кипятком – словно выводя заразу, которую могла занести в дом эта «проститутка», – Маша расставила посуду сушиться на чистое полотенце и тщательно, как после грязной работы, вымыла руки. В сенцах послышался шум. Вернулись сыновья.
«Нет, оба вернулись, оба!»
Машу словно осыпало веселым, разноцветным конфетти – как в фильме далекой юности «Карнавальная ночь». Никуда они от нее не денутся – нет ничего дороже матери! Сейчас они придут ужинать… Ах, как же Маша их, родных, любила! Как хотела, чтобы они всегда были здесь, в ее доме, при ней!
Маша кинулась к холодильнику, вынуть и поставить разогревать кастрюльку с борщом, который так любил старший. Она выложила несколько ломтиков хорошей красной рыбки, незаметно «сэкономленных» с тарелок из кафе, и уже разлила борщок по тарелкам, но почему-то сыновья на запах, как обычно, не шли, и тогда Маша отправилась звать их к столу сама.
