— Ты слышал, что случилось с Сэмми? — спросил я.
Уэйн кивнул, хмуро выдохнув носом дым.
— Ты бы поговорил с ними, — сказал я. — Тебя-то они послушают.
— Только хуже будет, — сказал он.
— Это все отговорки, — сказал я, раздражаясь. — Если бы они дразнили меня, ты бы это прекратил.
— Это не одно и то же, — не согласился Уэйн. Он печально вздохнул, глядя на нависшие над горизонтом тучи. — Он сам виноват, — тихо сказал Уэйн. — Зачем он себя ведет как какой-то… гомик.
Это слово выросло в воздухе между нами, по-драконьи обнажив зуб: оно будто приглашало сразиться с языками пламени в обрамлении спекшейся корки, заманивало в свое драконье логово.
— Он такой, какой есть, — сказал я. — Если ты защищаешь гея, это еще не значит, что ты сам…
— Что я сам кто? — подзадорил меня Уэйн.
— Да никто, — сказал я.
— Джо, ты считаешь, что я голубой? — проговорил он, мрачно глядя на меня. — Ты думаешь, я — гей?
Я на какое-то время замолчал, обдумывая ответ:
— Я не знаю, что думать.
— Так вот, я не гей.
— Ладно.
— Что ты хочешь сказать этим «ладно»?
— Я хочу сказать «ладно».
Он с минуту пристально глядел на меня, потом медленно кивнул и глубоко затянулся.
— Ладно, — сказал он.
Насколько я понял, после этого Уэйн с Сэмми перестали разговаривать.
Через несколько недель Шон с Мышем на перемене затащили Сэмми в копировальную комнату, сняли с него штаны и попытались отксерить его задницу для потомков. Сэмми затеял драку, в результате разбилось стекло копировальной машины, на которую они хотели его усадить. Сэмми пришлось наложить шестнадцать швов, и он еще две недели не мог нормально сидеть.
Директор школы Эд Линкрофт был напыщенный, дряхлый, ничтожный человечек, страшно боявшийся неодобрения и учеников и учителей. Если ему приходилось выступать перед большим сборищем школьников, он всегда говорил робко, заикаясь, как будто бы всеми силами стремясь, чтобы ни один человек ни в коем случае не воспринял его слова всерьез. Пристрастие к пахучим лосьонам после бритья и мятным леденцам служило лишним подтверждением тому, что и так было всем известно: директор был горьким пьяницей и его извечная кружка кофе была как следует сдобрена виски.
Из-за своей бесхребетности Линкрофт совершенно не мог следить за дисциплиной в школе, и поэтому такому человеку, как Дуган, было легко им манипулировать. Именно после краткого совещания с Дуганом Линкрофт отстранил Шона и Мыша от занятий на два дня, потребовав от них извинений перед Сэмми в письменной форме. Дуган также позаботился о том, чтобы, несмотря на отстранение от учебы, Шон с Мышем по-прежнему могли бы посещать баскетбольные тренировки. Все-таки спортивный сезон был в самом разгаре, почему же другие игроки должны страдать?
