Возвращаясь в гостиницу, я выбирала малоосвещенные и малолюдные улочки. Шагая в темноте и надеясь, что иду правильно, я была так занята напряженным пережевыванием разговора с Алессандро, вернее, запоздало пришедшими в голову колкостями, что не сразу заметила слежку.
Поначалу было странное ощущение, что я не одна. Но вскоре я поняла: сзади кто-то идет. Когда я шла, я различала тупые звуки шагов в обуви на мягкой подошве и шорох одежды моего преследователя, но стоило остановиться, как все стихало и меня обступала зловещая тишина.
Круто свернув на первую попавшуюся улицу, я боковым зрением заметила сзади движение и силуэт мужчины. Либо я схожу с ума, либо это тот же отморозок, который шел за мной от палаццо Толомеи. В памяти та встреча отпечаталась в разделе опасных, и теперь, распознав фигуру и походку, мозг врубил оглушительную тревожную сирену, от которой все рациональные мысли вылетели из головы. Я скинула туфли, и второй раз за вечер припустила бегом.
И я любил? Нет, отрекайся взор:
Я красоты не видел до сих пор!
Сиена, 1340 год от Рождества Христова
Ночь обещала немало веселья и проказ.
Едва Ромео с кузенами немного отошли от башни Марескотти, как бросились за угол дома, задыхаясь от смеха. Сегодня вечером улизнуть из дома оказалось легче, чем обычно: в палаццо Марескотти все было вверх дном по случаю нагрянувшей в гости родни из Болоньи. Отец Ромео, команданте Марескотти, не переставая ворчать, велел устроить званый обед с музыкантами, чтобы утереть болонцам нос. В конце концов, что может предложить Болонья, чего не в силах удесятерить Сиена?
Отлично зная, что они в очередной раз нарушают комендантский час, Ромео с братьями торопливо надели яркие карнавальные маски, верные спутницы своих ночных эскапад.
Пока они возились с узлами и завязками, мимо в сопровождении мальчишки с факелом прошел знакомый мясник, неся на крюке огромный окорок. Впрочем, мяснику хватило смекалки не подавать виду, что он их узнал: когда-нибудь Ромео станет хозяином палаццо Марескотти и сам будет выбирать поставщиков провизии.
Справившись, наконец, с масками, молодые люди снова надели бархатные шляпы, надвинув их поглубже. Один из них перехватил лютню, которая висела у него за спиной на ленте, и взял несколько мажорных аккордов.
- Джу-у-у-льетта! - запел он задорным фальцетом. - Я стал бы твоей пти-и-ичкой, такой маленькой нескромной пти-и-ичкой. - Пение он сопровождал птичьими прыжками, и все, кроме Ромео, покатывались со смеху.
