— Нет, ты будешь изображать раскаяние, будешь вести себя, как любящий муж и отец. Что соответствует действительности. А говорить буду я. Вот почему твой карман пустеет, малака; ты платишь за возможность посмотреть мое блестящее выступление. — Эндрю рыгнул, опять умышленно громко, чтобы шокировать сидящих за соседними столиками. — Если нам повезет, тот тукнутый неудачник явится на суд пьяным. Так что не беспокойся.
— Сэнди спрашивает, когда это будет.
— Вах… — Эндрю беспечно развел руками. — Не раньше, чем через несколько месяцев.
— Я хочу знать точную дату.
— Уведомление мы, наверно, получим в следующем месяце. А что за спешка?
— Просто хочу, чтоб все скорее закончилось. Хочу разделаться с этим раз и навсегда.
Эндрю презрительно махнул рукой над столом:
— Все это ерунда, приятель. Что самое страшное может произойти?
— Ты сказал, я могу получить судимость. Уже вторую.
— Заткнись, Апостолу. — Эндрю перегнулся над столом и заговорил настойчивым тоном: — Ты подрался, когда тебе было шестнадцать. Ни один судья это не приплетет. Ты отвесил щенку оплеуху, потому что он угрожал твоему ребенку. Ну хорошо, допустим, они попробуют что-нибудь из этого раздуть, так ведь у них ничего не получится. Обвинение в жестоком обращении тут не катит. В самом худшем случае тебе дадут по рукам. Это если окажется, что судья какой-нибудь сентиментальный наци или чокнутый псих, который во всем видит насилие. Но даже если они — психи, то, что ты сделал, это не преступление, понимаешь, да? Ничто. Ноль. — В голосе Эндрю зазвучали стальные нотки. — Знаешь, с чем предстоит столкнуться судье до рассмотрения твоего дела? А я скажу тебе, потому что сам не раз видел такое в суде. Судья увидит двухлетнего ребенка с раздробленной челюстью и проломанным черепом, потому что приятель-наркоша шестнадцатилетней наркоманки швырнул ее сына о стену, так как ему не удалось с утреца ширнуться. Судья увидит гнусного извращенца, который так часто трахал в задницу свою пятилетнюю дочь, что она не в состоянии срать и всю жизнь обречена ходить с прицепленным калоприемником. Это — правда жизни. Добро пожаловать в Австралию начала двадцать первого века. Неудивительно, что арабы нам так завидуют. А ты бы не позавидовал? Разве это не здорово? — Смутившись от собственной вспышки, Эндрю внезапно замолчал и, шмыгнув носом, допил вино в своем бокале. Заговорил он вновь уже с присущей ему насмешливой протяжностью в голосе: — Не дрейфь, Гарри, все будет нормально. Ты, Сэнди, Рокко — вы все нормальные люди. Вам не о чем волноваться. Так что лучше скажи, что тебя на самом деле беспокоит?
