— Ну, слава Богу, — улыбнулся тот с облегчением. — Гора с плеч… Я вам прямо скажу, попадаются товарищи, которые от этого нормального сотрудничества уклоняются. Как будто их на подлость толкают, на низость, на предательство. Чепуха, честное слово! Объективных сведений просят от них, всего-навсего, имейте в виду, объективных данных, без которых наша мысль может пойти по неверному пути. А это вновь может привести к нежелательным последствиям, — прямой взгляд из-за стекол очков как бы убеждал Вадима в том, что ответственность за людские судьбы он разделяет наравне с работниками компетентных органов.
— Я понимаю, — Вадим стыдился своего невнятно и робко звучащего голоса, как стыдился бы он своей слабости, доведись им вступить с атлетически сложенным Вячеславом Ивановичем в какое-либо физическое соревнование, ну хотя бы в самое простейшее, когда противники стараются пригнуть кисть один другого к столешнице.
— Ну и прекрасно, если понимаете, — Вячеслав Иванович словно бы сделал вид, что его мощная рука спортсмена, десятиборца или гандболиста нашла в руке Вадима неожиданно достойного, но тем более уважаемого соперника.
— Прекрасно, что понимаете, — повторил он и внезапно осведомился: — Значит, можете подтвердить, что ваш так называемый школьный товарищ получал от американцев подачки?
— Не могу! — испугавшись и потому даже не пытаясь взвесить свой отказ, замотал головой Вадим. — Я ничего подобного не видел, — слегка извиняющимся голосом пояснил он через минуту.
— Ну я не имею в виду, что американцы давали Шадрову пачки долларов, — усмехнулся Вячеслав Иванович, — для этого он слишком мелкая рыбешка. Но, может быть, вы замечали у него какие-либо заграничные вещи? Паркеровские ручки, газовые зажигалки, не знаю, штаны эти самые техасские, простроченные, американские сигареты?
— Севка курит «Шипку», — не возражая, а просто констатируя факт, ответил Вадим, — и джинсов я на нем никогда не видел. По-моему, у него их нет. Если бы они у него были, он бы из них не вылезал.
— Даже так? — Вячеслав Иванович вновь улыбнулся, однако не так уже открыто и приятно, как в прошлые разы. — А вы хороший товарищ, — заметил он, как бы даже уступая на мгновение упругому давлению Вадимовой кисти. — Это отрадно. Вот если бы я о Шадрове мог сказать то же самое.
Вот это был точно рассчитанный удар. Все прошлые, казалось, забытые обиды мгновенно ожили в душе Вадима с неожиданной остротой, если Севка мог перевестись на дневное, не подумав о нем, нарушив обещание действовать сообща, то почему бы ему теперь, оказавшись в пиковом положении, не попытаться поправить свою репутацию за Вадимов счет. Думать так было противно, но мысли эти были навязчивы. И еще вспомнилось, с какою естественной уверенностью в себе и в своем праве входил Севка в толпе студентов в факультетские двери, даже не подозревая о том, что Вадим наблюдает за его удачей из-за ограды университетского сквера.
