Презирая себя за то, что второй раз споткнулся на том же самом месте, купился на приветливость очкарика с тою доверчивостью, с какой поверил в Зоину заботу, ненавидя себя за боязливую податливость, Вадим пробормотал, возможно, даже пролепетал нечто бессвязное о том, что не совсем понимает, о каком предательстве идет речь.
— О самом обыкновенном, — холодно ответил Вячеслав Иванович, — о заурядном. Ваш товарищ, — голосом он как бы подчеркнул или же в кавычки заключил это слово, — вместе со своими американскими хозяевами выходил на улицы Москвы и помогал им вести антисоветскую агитацию.
У Вадима потемнело в глазах и под ложечкой образовалась тошнотворная зияющая пустота. Ему вспомнилась вечерняя толпа возле «Националя», вечные московские зеваки, инженеры, бухгалтеры, лысоватые научные сотрудники, собравшиеся вокруг разговорчивого американца, еще красноречивее которого оказался задорный молодой человек непонятного звания, вроде бы наш, судя по выговору, но если судить по языкатому веселому ехидству, то тоже заокеанский житель.
— Я никогда не видел, чтобы Шадров занимался агитацией, — буквально выдавил из себя Вадим.
— А вы заходите к нам, — вновь веселым свойским тоном пригласил Вячеслав Иванович, — я вам фильм покажу. Интересное кино! Про то, как ваш товарищ на Красной площади распинается об американских свободах, а цэрэушники в сторонке стоят и посмеиваются. Давай, давай, мол, хорошо работаешь! О'кей!
Перед глазами Вадима возникло продолговатое, отчасти лошадиное лицо Чарльза-Карела, сосредоточенно внимавшего безалаберным хмельным разговорам за столом, флотским байкам, дворовым подначкам, присловьям, прибауткам, которыми спокон веку тешит себя и отводит душу русский народ и в казарме, и в лагерном бараке, и в полуподвальной коммуналке, находящейся в десяти минутах ходьбы от Кремля.
— А может, смотреть кино и необходимости нет? — проницательно усмехнулся Вячеслав Иванович. — Может, все-таки эти сюжеты вы и в жизни наблюдали? Интересно бы послушать ваши впечатления.
— Я от вас чего жду, — Вячеслав Иванович вновь заговорил с мужественной, вызывающей доверие простотой, — чтобы вы знали, не доноса, не ябеды какой-нибудь… Нормальной лояльности, товарищеской помощи, в которой всякий настоящий комсомолец просто не вправе отказать органам, охраняющим нашу конституцию.
— Так я и не отказываюсь, — потупившись, негромко выговорил Вадим, вроде бы неожиданно для самого себя, но вместе с тем как бы не без охоты подчиняясь нормальной и вполне обоснованной логике собеседника.
