— Успокойтесь, Егор. Истерика вам не к лицу, — она коснулась моих рук, сжатых в кулаки. — Я понимаю, что вы и злитесь, и ревнуете, и обижены. Наверное, на вашем месте я бы чувствовала тоже самое.
Я опять промолчал.
— Да, я люблю его, и счастлива, что могу помочь ему осуществить свою мечту.
Я отвернулся и смотрел на Тверскую.
— Он детдомовский, — продолжала Маша, — я встретила его на Курском вокзале. Он пел в переходе — грязный, в порванной одежде. Я не могла пройти мимо.
Я молчал.
— Он заслужил это. Он детдоме голодал, его постоянно били, а мне родители купили трёхкомнатную квартиру. Он болел и играл на плохонькой гитаре, а я каталась по заграницам.
— Мне он рассказывал совсем другую историю, — буркнул я.
— Это миф, который мы придумали вместе. Так больше подходит для рок-звезды.
— Послушайте, Маша, — я не выдержал, — но ведь вы не должны чувствовать себя виноватой из-за того, что вам в жизни повезло больше чем ему. Это же глупо!
— Я и не чувствую себя виноватой, — мягко ответила она. — Я помогаю любимому мужчине добиться успеха и поэтому чувствую себя счастливой. Ну, кроме тех моментов, когда делаю себе больно.
Я выругался сквозь зубы. Маша сделала вид, что не услышала.
Она поднялась, надела курточку и сказала:
— Я сказала всё, что хотела. Мне просто важно, чтобы вы понимали меня правильно. И всё.
— Я понимаю вас. Вот только не знаю, насколько это правильно.
— Не важно, — она снова улыбнулась. — Думаю, нам не стоит больше видеться. Договорились?
— Да, — я смотрел перед собой.
— Хорошо. Прощайте.
— Береги себя, пожалуйста, — я сказал это тихо, но она, хоть и отошла достаточно далеко, услышала.
Остановилась, повернулась и сказала через весь зал.
— Я постараюсь, но обещать не могу.
И ушла.
А я ещё долго сидел над остывшим кофе и просто смотрел перед собой.
* * *
Через год Владимир Лис получил «платиновую пластинку» за то, что продал большее полумиллиона тысяч копий своего дебютного альбома.
Узнав об этом, я напился, и хотел набить ему морду. Не дошёл. Не набил.
Ещё через год он стал первым русским музыкантом, получившим «Грэмми».
В этот раз я напился ещё сильнее.
Когда спустя полгода в новостях сообщили, что его жена, Мария Лис, покончила с собой, я тут же выключил телевизор и, взяв отпуск на три недели, уехал к другу на Соловки, чтобы не знать, какая же удача привалила Лису на этот раз.
А там, на Соловках, я только и делал, что просто сидел и смотрел перед собой.
