Второй раз меня разбудила Варька. Она влетела в квартиру как смерч, раскидывая ботинки, одежду, тетради, сопли и обвинения. Она бегала вокруг моей кровати, кричала, что это же какой-то бред, фигня просто: Инна говорит, что гений, а он – что никуда не гожусь! Это же ненормально! Какая она несчастная…
Ее хватило минут на двадцать, причем дочь не просила от меня утешений, а только говорила сама. Но после криков наступило другое состояние – сходное с моим пару часов назад. И тогда Варька полезла в мою постель обниматься, просить утешения, защиты. Я обняла ее, ощутила, как же хорошо вот так, вдвоем…
Мы проснулись только утром.
А следующим вечером мне пришлось выполнять обещание, данное художнику Шельдешову. Ощущения при этом возникали непонятные. Было мучительно не видеть его столько лет, но было и странно встречаться с ним, пусть даже преследуя такие невинные цели, как работа над портретом.
Не будучи наивной дурой, я понимала, что Женька хотел бы получить от меня намного больше, чем разрешение рисовать мою выразительную внешность. И я, предоставляя ему себя в качестве модели, конечно, поощряла его надежды.
Он затеял глупую игру, а моя ошибка заключалась в том, что я в эту игру ввязалась. А что будет, когда мой портрет увидит Инна? Она его увидит, ибо медвежонка в мешке не утаишь.
На этот раз Женька снова налил мне водки, усадил на то же место и спрятался за мольбертом. Но молчать сегодня он не собирался.
– Я вспомнил з-знаешь что? Я вспомнил, как ты однажды напилась и уснула на органном концерте.
– Врешь, – возмутилась я. Да, мы были на концерте органной музыки, когда ездили с ним на художественную выставку в Питер, и мы выпили в буфете по одному коктейлю, но я не спала!
– Да? – удивился он, появляясь из-за мольберта. – Вру? А кто уронил номерок из гардероба? Как раз была такая маленькая пауза между частями кантаты Баха. Номерок был металлический, он так зазвенел, что ты проснулась. А все на тебя смотрят!
– А ты сам-то помнишь, как в поезде ошибся купе, а было уже поздно и темно, и ты сел на голову спящей женщине? Вот она вопила! Какой там Бах!
– А у тебя в бассейне, в той гостинице в Питере, расстегнулся лифчик! И у всех мужиков глаза повылазили.
– А ты в ресторане уронил себе на колени кусок утки в красном соусе, а так как ты фраер, то штаны на тебе были белые и ты был похож на свинью!
Ослабев от смеха, Шельдешов выронил из рук кисть, чем насмешил меня еще больше. Неожиданно я ощутила такое облегчение и подъем, что все мои проблемы показались мне если не мелочью, то чем-то гораздо менее грандиозным, нежели десять минут назад.
