Я с удовлетворением заметила, что моя просьба его удивила. Улыбка растворилась, а уголки губ напряглись.
– Зачем?
– Просто сделай это – и все.
– Ладно. – Он снова улыбался, причем намного шире, чем раньше. – А теперь – п-поехали.
– Куда?
– Работать.
– Я не готова.
Он покачал головой и пошел к своей машине. Я потопталась немного на месте, зачем-то обернулась на бизнес-центр, но последовала за художником.
– По-прежнему любишь В-вивальди?
…Женька стоял возле музыкального центра, занимавшего целый угол в его немаленькой мастерской, перебирая разбросанные диски.
– Вивальди, «Рамштайн» – все равно.
– Тогда «Сплин». Сядь на табуретку. Хочешь воды?
– Нет.
– А водки? У меня только в-вода или водка.
– Ладно, давай водку.
Он налил в стакан немного прозрачной жидкости из красивой фляжки, стоявшей на столе, и принес его мне. Остановился рядом. Я взяла стакан у него из рук и отпила глоток. Не люблю водку. Еле переношу ее запах и вкус. Пила раньше только с Борянкой.
Женька взял у меня пустой стакан, поставил его, не глядя, на столик сбоку от себя. Потом обеими руками убрал волосы с моего лица. Его прикосновение, его взгляд были сейчас профессионально отстраненными. Женька смотрел на меня как на гипсовую фигуру. Это немного смущало.
– «Титаник», сцена в каюте, дубль второй, – попыталась пошутить я.
Шельдешов никак не отреагировал.
– Сиди так, – сказал он, отходя к мольберту.
Следующие два часа он работал не разговаривая, не отвлекаясь, не отвечая на телефонные звонки.
А я рассматривала его мастерскую, во всяком случае тот сектор, который был доступен моему взгляду, учитывая тотальный запрет на перемену позы. Я тут была впервые.
Мастерская Шельдешова находилась совсем неподалеку от нашего бульвара, в доме, который заслуженный художник Станислав Шельдешов получил от Союза художников лет тридцать назад. Подразумевалось, что здесь он организует свою студию, в которой сможет с полной самоотдачей творить шедевры социалистического реализма. Студия стала и домом для всей небольшой творческой семьи Шельдешовых, включающей, кроме художника-отца, художника-сына и их маму, преподавателя школы искусств. Позже к ним присоединилась Инна.
Дом был одноэтажный, его еще до революции построил для себя какой-то купец, которому приспичило жить в малюсенькой казачьей станице Малые Грязнушки. После революции дом конфисковали, разместив в нем сельсовет. А потом, когда в Грязнушках построили химзавод, куда съехались специалисты химической отрасли со всего Советского Союза, а станицу переименовали в город Гродин, этот дом передали отделу культуры.
