Однако Ольга, уважая правила клана и этикет, сдержала любопытство, хотя обиженно заметила:
— Жаль, что наш друг Чезаре не знаком со светскими правилами, тогда бы он знал, что мужчине не пристало писать лично к незамужней барышне. Надобно все обращения к ней изложить в письме к старшей замужней сестре либо другим родственникам…
Мне невольно стало смешно, вспомнив, как я в дни моих ухаживаний, совершенно позабыв о тонкостях общения, лично написал Ольге, чем вызвал, пусть добродушное, но ворчание её опекуна. Так что о письмах с пылкими признаниями пришлось сразу же позабыть… А вести тайную переписку для меня было бы слишком волнительно…
Пришлось смириться, что нужно исписать две страницы для родственников возлюбленной, чтобы, наконец, в конце письма иметь возможность сказать "осмелюсь послать свой поклон м-ль К* и прошу соблаговолить передать ей, что…" и далее начать свой рассказ к барышне, тщательно выбирая слова, дабы не сойти бестактным в глазах родных будущей невесты.
В ответ мне приходило наискучнейшее послание, единственной отрадной строчкой в котором было "милое дитя просит передать вам наилучшие пожелания".
Ольга, напротив, обожала слать секретные записки, содержание которых заставляло надолго потерять самообладание, и моя физиономия сразу же вызывала хохот приятелей офицеров. Особенно если в письме речь шла о назначенном тайном свидании. Зная мою обычную невозмутимость, не стоило труда догадаться в причинах внезапного смятения и воскликнуть "Неужто Вербин получил весточку от своей милой Ольги!"
Однако неопределённость грядущих новостей заставила позабыть о романтических воспоминаниях. Каковы намерения старейшины? Этот вопрос занял мой разум.
Впрочем, когда младшая сестра вернулась с прогулки, мы смогли убедиться, что предположения подтвердились: Александру приглашали отправиться со мною к Старейшине…
Скрепя сердце, супруга проводила нас на встречу к Чезаре, теряясь в догадках, что он решится нам предложить.
По дороге у колодца встретился Томас, как оказалось, догадавшийся, что мы вновь держим путь навестить синьора Чезаре.
— Что бы он вам не предложил — не соглашайтесь! — произнёс он суровым тоном.
— Позвольте мне решать самому, — отрезал я, поскольку не люблю, когда со мною говорят тоном строгого учителя, запрещающему школяру вертеться за партой.
Томас, сообразив, что его излюбленные методы не имеют на меня соответствующего воздействия, несколько стушевался.
— Неужто вы до сих пор не понимаете, с кем имеете дело? — на сей раз в его голосе прозвучало отчаяние.
