— Корнблюм? — наконец догадался Макс, и выражение его лица тут же из озабоченного сделалось сочувственно-довольным. Он покачал головой и дал знак женщине в зеленом опустить пистолет. — Ручаюсь, Корнблюм, здесь ты его не найдешь, — сказал старик, а затем с кислой улыбкой добавил: — Вокруг этой квартиры я многие годы все прочесывал.
Назавтра, ранним утром, Йозеф с Корнблюмом встретились на кухне 42-й квартиры. Труди, самая молодая из трех проституток, подала им кофе в зубчатых херендовских чашках. Девушка пухлая, не отличавшаяся особой красотой, зато очень неглупая, Труди училась на медсестру. Прошлой ночью, избавив Йозефа от бремени невинности за срок меньший, чем ей потребовался, чтобы вскипятить кофейник, Труди натянула свое вишнево-розовое кимоно и вышла в гостиную штудировать учебник по флеботомии. Йозефу тогда осталось тепло ее выглаженного покрывала, сиреневый запах ее шеи и щеки, помедливший на прохладной подушке, надушенный мрак ее спальни да стыд собственного довольства.
Когда Корнблюм тем утром вошел на кухню, они с Йозефом старательно избегали друг на друга смотреть, а разговор их был односложным. Когда Труди все еще была на кухне, они едва ли хоть раз вздохнули. Не то чтобы Корнблюм сожалел о том, что совратил своего юного ученика. Сам он уже многие десятилетия частенько навещал проституток и придерживался либеральных взглядов на удобство и здравый смысл платных сексуальных услуг. Их спальные места оказались более удобными и куда более ароматными, нежели те, которые они нашли бы в темной квартирке Корнблюма с ее единственной койкой и гремящим водопроводом. Тем не менее старый фокусник пребывал в некотором смущении, а по виноватому изгибу плеч Йозефа и его уклончивому взгляду заключил, что молодой человек испытывает то же самое.
Кухня квартиры благоухала хорошим кофе и eau de lilas. Скудное октябрьское солнце, проходя сквозь занавеску на окне, плело игольное кружево на чистой сосновой столешнице. Труди была чудесной девушкой, а древние, измученные суставы потрепанного корнблюмовского костяка, судя по всему, восстановили свою эластичность в жарких объятиях его партнерши, мадам Вилли — той самой пистолетчицы.
— Доброе утро, — пробормотал Корнблюм.
Йозеф густо покраснел. Он открыл было рот для ответа, но тут его прихватил внезапный приступ кашля, и ответ беспомощно рассеялся в воздухе. Итак, они растратили целую ночь на услады в то самое время, когда столько всего, казалось, зависело от расторопности и готовности к самопожертвованию.
