Семья Зитаров. Том 1 | страница 94
Этот мотив, как шарманка, звучал на каждом шагу. Его распевали юноши и девушки, бубнили себе под нос пожилые люди и насвистывали мальчишки.
А тем временем под звуки «Пупсика» надвигалось нечто грозное и мрачное — страшный призрак, перечеркнувший все надежды, разбивший миллионы лучших намерений и грез и заставивший умолкнуть игривый напев. Приближался август тысяча девятьсот четырнадцатого года. Ударом молота по наковальне прогремело суровое, сокрушающее слово «война».
Зачинались новые судьбы и у отдельных людей, и у целых народов.
Часть вторая
Война
Глава первая
Ингус Зитар давно уже не проводил лета на берегу. За последние семь лет он пробыл дома всего несколько недель. Это отдалило его от родной среды. В мореходном училище и на судах Ингус нашел новых товарищей, с ними его связывала сама жизнь, общие интересы. Правда, гибель «Дзинтарса» прервала налаженный ритм новой жизни и на время вернула его в мир детства, но это был только перерыв, а не остановка: Ингус всей душой тянулся куда-то, подальше от тихих будней жителей побережья. Образование, заманчивые перспективы не сделали юношу заносчивым: он не избегал встреч с прежними друзьями, но все это было уже не то, что раньше. Не хватало прежней задушевности, откровенности и чувства общности; у каждого появились какие-то свои интересы, до которых другим не была дела.
Получилось так, что Ингус в это лето не нашел себе подходящего общества и очень скучал. Хоть бы скорее приступили к постройке нового судна! Несколько раз он ходил на гулянья в ближайший парк. Вместе с молодежью туда являлся весь цвет местного общества: учителя, должностные лица волости, служители прихода, гимназисты. Но одни считали себя слишком умными, от других за версту несло мещанством, и они слепо старались подражать местным немцам, третьи носили длинные взлохмаченные волосы и с дилетантской страстью говорили о литературе. Настоящей, простой искренности и яркой индивидуальности Ингус здесь не встречал. И тем не менее, везде чувствовалась какая-то тревожная приподнятость, какое-то неясное беспокойство. В обезьяний гомон онемечившихся латышей врывался мощный гул протеста против чужого влияния. Это чувство зрело в недрах народного сознания, и оно пока еще не оформилось, но уже время от времени прорывалось наружу. Близилась развязка. В тревоге и животном страхе взирал на это чужеземный поработитель — немецкий барон, чувствуя, что его скоро сбросят, исправив этим несправедливость истории. 1905 год был первым грозным предостережением.