Когда Эльза чувствовала, что тоска становится непосильной, она шла к Вилме, и они вдвоем грустили об ушедших друзьях, вспоминали проведенные с ними дни, перебирая в памяти мелкие и крупные события. И на короткий миг словно легче становилось на сердце. Всякая мелочь, мимо которой они тогда проходили равнодушно, теперь приобретала особое значение и становилась милой сердцу. Брошенное вскользь слово, случайное прикосновение превращалось в воспоминаниях в большое и значительное событие. У Эльзы было ощущение, словно она сидит с закрытыми глазами. Пока глаза закрыты, она видит несуществующее, желанное, но стоит поднять веки — и все исчезнет.
Прошла неделя. О казаках ни слуху ни духу: уходя, они даже не записали адреса подруг.
Но вот однажды большак опять загудел от топота солдатских ног, и по нему растянулась длинная вереница подвод. В имении остановился кавалерийский полк. Вилме вновь понадобилось нести туфли к сапожнику, опять Эльза сопровождала ее, и в новом доме у дюн вечером появились гости. Правда, это были не казаки, но зато на их плечах блестели золотые погоны со звездочкой. Павлушу и Костю с неменьшим успехом заменили прапорщики Лебедев и Пантелеймонов; вместо унтер-офицеров появились настоящие офицеры — подруги сделали карьеру.
Разумеется, все это признали. Офицерские погоны подействовали даже на капитана Зитара, и Эльза получила право приглашать Пантелеймонова к себе домой. А когда они уходили на прогулку, Альвина не посылала с ними маленькую Эльгу. Только Эрнест становился все угрюмее; если он еще мог мечтать о соперничестве с каким-нибудь вахмистром Павлушей, то теперь, с появлением золотых погон и офицерской сабли, этот вопрос усложнился. И почему он прозевал время, когда у Вилмы не было ни Павлуши, ни Лебедева? Нерешительность — проклятие человека. Теперь он будет действовать иначе.
4
Каждый день во время обеда и ужина в имение к полевым кухням и окнам солдатских помещений собирались дети и женщины из бедных семей. С бидонами, банками и глиняными кружками толпились они в ожидании остатков пищи. Жирные повара в замасленных блузах важно расхаживали около котлов, и за каждым их шагом следили десятки голодных глаз. Еще преждевременно было говорить о голоде, осенью в сельской местности хлеба хватало, но для многих семейств фронтовиков солдатский суп служил значительным подспорьем.
Некоторым счастливцам удавалось получить свою порцию из кухни. Это был настоящий суп, какой давали солдатам, на поверхности плавали блестки жира, а на дне — кусочки мяса. Таких удачников было немного. Повара раздавали пищу по выбору, брали не каждую протянутую им посуду. В первую очередь они наливали знакомым — тем, кто приносил им папиросы или у кого дома имелись взрослые сестры, — кто знает, может, когда и доведется зайти к девушкам. Остальные пусть идут к дверям казармы и ждут, когда солдаты вынесут им объедки. И голодная толпа терпеливо ждала. Никто из них не знал, на кого падет выбор сытого солдата, кого он осчастливит несколькими глотками супа.
