Он робко взглянул на нее. Раз, другой. Тайком, пугливо отводя глаза в сторону, если замечал, что Лилия чувствует его взгляд. Но вот их глаза встретились. Отворачиваться было поздно, да никто из них и не желал этого. Ингус простодушно и искренне улыбнулся, и Лилия ответила ему. От этой спокойной, дружеской улыбки у Ингуса на душе сделалось тепло и хорошо. Он встал и направился к Лилии.
— Здравствуй… Ты тоже в Ригу?
— Здравствуй. Да. Надо съездить.
Ее рукопожатие казалось таким спокойным, что у него исчезли последние сомнения: он встретил друга. Задержав руку Лилии, он сел рядом и некоторое время молчал. У потолка жужжала одинокая муха, за буфетом слышался шелест переворачиваемой страницы, в стакане торговца шипел только что налитый лимонад. Где-то за стеной гудели машины, и весь корпус парохода слегка содрогался, словно от биения громадного сердца. Охваченный странным, сладостным ощущением, Ингус легко пожимал пальцы Лилии, пожимал и отпускал, и оба все время беспричинно улыбались.
Звон монет вернул Ингуса к действительности. Торговец расплатился и вышел на палубу.
— Расскажи, Лилия, как идет жизнь в местечке? — спросил Ингус. — Фриц еще дома?
— Нет, он в этом году плавает боцманом на старой посудине. Да, я слышала, что твое судно затонуло?
— Мы потерпели аварию, — Ингусу хотелось спросить девушку о переменах в ее жизни, но не хватило смелости, и он спросил совсем о другом: — Здесь так жарко. Ты не хочешь лимонаду?
— Думаешь, это поможет? Еще больше захочется пить.
— Почему ты не выходишь на палубу?
— Просто так… — она покраснела. — Там слишком много народу.
Ингус не знал, что она спустилась сюда только около устья реки, приметив лодку с новыми пассажирами. Он взял две бутылки лимонаду и наполнил стаканы. Напиток был ледяным, приходилось пить маленькими глотками.
— Лилия… — опять собрался с духом Ингус.
— Ну? — она уже не избегала его взгляда.
— Как ты живешь?
— Все так же. Живу дома. Помогаю матери по хозяйству и чиню сети.
— Я получил твое письмо, — коснулся он, наконец, главного.
— Но я не получила на него ответа, — теперь она опустила глаза и тихо вздохнула.
— Я не успел тебе написать, мы вышли в море, — он тоже вздохнул. — Ты обо мне плохо думаешь?
— Почему? Конечно, ты мог бы хоть что-нибудь написать. Но раз ты не писал, я подумала, что тут ничего не поделаешь. У нас ведь и не было такого уговора, — она грустно улыбнулась. — Поговорим о другом. Тебе мать ничего не рассказывала?
