Афинский яд | страница 72
— Деталей чего? — осведомился я с презрением, смешанным с любопытством. Странно, но я еще не понял, что это за детали, а между тем, мне-то они были отлично известны.
— Что ж, — начал сплетник, радуясь возможности развить тему, а собравшаяся вокруг небольшая толпа поднимала его в собственных глазах. — Что ж, однажды ночью прекрасная гетера пришла в дом Трифены. Вы наверняка знаете, что это содержательница дорогого борделя. И вот там, глубокой ночью, окруженная толпой хмельных гуляк, Фрина посмела глумиться над Элевсинскими мистериями!
— Нет! — хором воскликнули несколько человек.
— Да. Именно. Если верить графе, она выдавала себя за Деметру и Кору, произнесла речь от лица Деметры, надев на голову венок из пшеничных колосьев, а после изобразила, что пьет священный цицейон.
— О, нет! Неужели это правда?
— Да. Более того, ей предъявлено обвинение в святотатстве за попытку ввести в Афины нового, чужеземного бога. Некое странное существо, именуемое «бог равенства». А еще она устроила факельное шествие в честь этого нового бога, Исодета.
— Ничего себе, — с ужасом выдохнул мужчина постарше. — Тогда ее ждет смертный приговор.
— Да. Как Сократа. И Алкивиада, которого тоже обвиняли в глумлении над Элевсинскими мистериями.
— Но Алкивиад сбежал, — сухо заметил какой-то умник, — решив не дожидаться, пока его осудят и приговорят к смерти.
— Это было очень мудро с его стороны, — сказал сплетник. — Ибо, как нам сообщил Аристогейтон, слова которого подтвердили и Басилевс, и Верховный Архонт, смерть — единственно возможная кара в данном случае. Так говорит Эвримедонт и требует смертного приговора во имя Деметры. Эвримедонт — посвященный Деметры, один из самых высокопоставленных в городе. Он служит в храме Деметры и Персефоны и будет лично заинтересован в том, чтобы верховный жрец поторопил Ареопаг.
— А как насчет богатых красавчиков, цвета афинской молодежи, которые той ночью были в борделе? — осведомился иронично настроенный гражданин. — Их тоже казнят?
— А кто там был? — спросил другой. — Такое обвинение нельзя вынести, не имея свидетелей.
— О, у них есть Эвбул, сын Ксенофонта из Милета. Симпатичный молодой человек. Он сознался, что был в доме Трифены в эту ночь. Увиденное ужаснуло его до такой степени, что он не мог спать, пока не рассказал об этом чудовищном действе. О преступлении, точнее говоря, преступлениях, этой женщины, разумеется, известно и другим. Хотя, возможно, мальчики просто оказались неспособны помешать ей. Кого-то могут обвинить в содействии святотатству. Кто знает?