– Как вы познакомились?
– Впервые я увидел ее в церкви, и моя тетка велела мне не глазеть на нее. Все же знали о том, чем занималась ее мать. Старая выдра – я имею в виду мамашу – была публичной девкой, а потом возвысилась до хозяйки борделя. У нее было три дочери от трех разных мужчин, которые никогда не были ее мужьями. Матильда была старшей… Вы ведь знаете, что «Женевьева Лантельм» – сценическое имя?
– Да.
– После той встречи я ее почти не видел, – вздохнул Дюперрон. – Но все время о ней думал. А потом набрался храбрости и отправился в заведение ее мамаши. Рассказывать, что было дальше?
– Я понятливая, – отозвалась Амалия спокойно. – Можете опустить подробности.
Дюперрон поглядел на бокал, очевидно, сожалея, что тот уже пуст. Однако секретаря он вызывать не стал.
– Ее мать полагала, что в жизни для женщины возможна только одна карьера. Поэтому, я думаю, неправильно будет говорить, что она без зазрения совести торговала своей дочерью и прочее. Матильда была невысокая, и когда ей было шестнадцать, мать говорила посетителям, что ей двенадцать. Грустная у нее была жизнь. Но она помнила, что мать Сары Бернар тоже была проституткой, однако это не помешало дочери стать великой актрисой. Иногда Матильда удирала в театр, и тогда я ее сопровождал. Она говорила, что непременно станет актрисой, звездой, и у ее ног будет лежать весь мир. Но я-то видел, что она хотела вовсе не этого. Я помню ее глаза, когда она встречала на улице обычные семьи – буржуазные семьи, где хорошо одетая мать ведет за ручку одетого, как на картинке, ребенка, а рядом шагает папа, который всегда готов подхватить малыша, если тот вдруг оступится. Матильда очень страдала от того, что судьба бросила ее в сточную канаву. Она мне как-то рассказывала, что в юности, когда видела реку, та навевала на нее одну мысль: утопиться. Но ее спасала легкость характера. Вернее, она научилась ничего не принимать близко к сердцу, чтобы не сойти с ума. Что бы ни происходило, Матильда заставляла себя смеяться. У нее был потрясающий смех – как серебряные колокольчики. Я ни у кого больше не встречал такого смеха… А ее большие глаза смотрели вам прямо в душу… – Дюперрон закусил губу. – Бедный ангел, которого вываляли в грязи.
– Вы хотели ее спасти, не так ли? – спросила Амалия.
– Я был дураком, – просто ответил Дюперрон. – Надо было ничего никому не говорить, забрать ее из того гнусного дома и сбежать. Пожениться, а потом уже объясняться. Конечно, моя семья взбесилась бы, но все равно им было бы некуда деваться, со временем все свыклись бы и успокоились. А я себя выдал. Дома заметили, что я слишком часто пропадаю, и выяснили, где и с кем. Отец вызвал меня для разговора… – Мужчина дернул ртом. – И, слово за слово, все из меня вытянул. Купил он меня простейшим способом – притворился, что якобы сочувствует мне и готов понять. Если вы любите кого-то, – с внезапной силой проговорил Дюперрон, – никогда и никому не говорите об этом, только тому, кого вы любите! Потому что люди, что бы они ни твердили о высоких чувствах, любовь ненавидят. Любовь внушает им страх, они считают ее опасным наваждением, от которого надо избавиться как можно скорее. А в моем случае все было совсем плохо, потому что я был наследником семейного дела.
