Трупы убрали, кровь замели чистым песком, послышалась вновь уже знакомая музыка, и на арену выбежали две очаровательных девушки в очень условных костюмах — набедренных повязках из ярко-зеленых листьев. Обе держали в руках длинные, кривые и, как видно, не очень тяжелые сабли.
— А вот и соски, обжаренные в масле, — произнес Женька теперь уже вслух, но фраза потонула в восторженном реве зала.
Обе красавицы передвигались по арене ловко и грациозно, но очень скоро преимущество одной из них стало слишком явным. И часть зрителей свистом и криками выказывала свое возмущение. Другая часть — одобряюще гудела.
Та девушка, что была сильнее и выше, плечистая с огненно рыжей шевелюрой, атаковала теперь непрерывно, делая широкие резкие шаги и нанося размашистые удары. Вторая, изящная блондинка, отбивалась, но с каждым разом как-то все более неловко, и наконец, сабля фаворитки, лишь слегка звякнув о косо подставленный клинок, со свистом опустилась на плечо противницы, рассекла ей ключицу и глубоко вошла в тело. Блондинка громко охнула и упала на бок. Сабля осталась торчать у нее в груди. Тогда рыжая подошла и, поставив ногу на бедро поверженной, выдернула окровавленный клинок. Блондинка дернулась, изогнулась всем телом и захрипела. После чего с рыжей случился, как видно, обморок. Но размышлять об этом было уже некогда, потому что Цанев, не выдержав вдруг, крикнул «Дура!» и рванулся вниз, к арене. Служители, которые, наверно, должны были оттаскивать закончивших выступление девиц, вместо этого кинулись наперерез Любомиру, и одного из них Любомир отпихнул так, что тот упал, а второй, оказавшийся крепче, сумел остановить разъяренного Цанева.
Пленка перед глазами Женьки лопнула. Он понял, что пора идти на помощь.
— Аптечку! — орал Цанев, которого служитель в черно-зеленой форме держал за плечи.
— Она умрет! — орал поднявшийся с пола второй служитель. — Какую аптечку?! Она же умрет, — он посмотрел на часы, — через две с половиной минуты!
И тут налетел Женька, которого никто не ждал. И служители попадали на пол, а Цанев снова рванулся на арену.
— Стой! Туда нельзя! — истошно заорал кто-то.
Но Цанев не слышал или не хотел слышать. Он уже перемахнул через парапет и подбежал к изувеченной блондинке. Кровь у нее пошла горлом и пузырилась у приоткрытого рта, а рыжая все лежала рядом без движения. И Цанев склонился над ними и что-то говорил быстро и яростно. Женька не слышал, не мог слышать слов, но он догадывался, он знал, что говорит Цанев.
