— А я бы ни за что не стала колонизироваться, — фыркнула я, чтобы поддержать разговор, — лишили бы меня всякой свободы, сделали бы из меня раба.
— Мы не рабы, рабы не мы! — пробормотал Виктор, — зато кормят три раза в день и лечат бесплатно и о жилье заботиться не надо. Чем не жизнь?
— Для клопа, возможно. Ты бы не выжил, мне кажется, взвыл.
— Может, и вызвыл, — прикуривая, заметил Виктор, — Тут дело в другом.
— В чем другом?
Виктор не ответил. Он смотрел, как из-за шпилей высоток встает луна. Эдакий эритроцит — большая красная, луна. Она как-то очень быстро карабкалась на небо и скоро мы наблюдали ее в полном великолепии.
— Сегодня луна ближе всего к земле, поэтому, кажется, такой большой, — проговорил он.
— Интересно, а в раю ночью есть луна?
— Есть. Совжу тебя, как-нибудь в Грецию узнаешь.
— В Грецию?
— Туда проще попасть, это раз, и там все есть, это два.
— Откуда взялась эта дурость, что в Греции все есть?
— Не знаю, но надеюсь, что это святая правда. Очень бы хотелось, чтобы было место на земле, где все есть.
— Зачем?
— У нас сегодня день глупых вопросов? — рассмеялся Виктор, — Если есть места, где ничего нет, значит, должны быть и те, где все есть, — простая жизненная, детская логика.
— Я не ребенок, мне ее не понять.
— Психиатр ты мой, — Виктор меня обнял, — я на тебя посмотрю лет через десять, как ты не будешь ребенком.
— Эй, я не собираюсь так скоро впадать в маразм.
— Чего?
— Детство бывает лишь, однажды, когда оно повторяется, это называется маразм.
— Не поспоришь, тебе лучше знать, ты у нас специалист.
Трава возле нас зашевлилась, там явно что-то ползло. Змей я не боюсь, но прижалась к Виктору плотнее.
— Что там у нас?
Он наклонился и долго наблюдал, как нечто в траве медленно нас обползало. Резким движением он поймал маленького ужика.
— Смотри какой хорошенький, — он радовался, как ребенок.
— Отпусти его, а?
— Как хочешь, он не опасен. Просто маленький ужик. Хочешь погладить?
— Нет, спасибо.
— Пустите, — недовольно фыркнул уж, — я вас не трогал и вы меня извольте отпустить!
Я онемела, и только глазами могла спросить Виктора слышит ли он тоже что и я. Он был спокоен, молча опустил ужа на землю.
— Вот и славно! — уж нервно дернулся и поплоз дальше.
— И нечего было ворчать, — недовольно сказал Виктор.
— Не ваше дело! — донеслось из травы, — нечего руками лапать.
— Подумаешь, какая цаца!
— Не разговаривай с ним! — прошептала я.
— Почему?
— Может, он — глюк?
— Композитор? Вряд ли. И потом массовых галлюцинаций не бывает. Экология сейчас такая, что говорящий уж, так по мне вообще не новость.
