— Ну, что? Играешься? — пробасил над самым ухом доктор. Я подскочила на месте от неожиданности. Стол тоже дрогнул и задел картину на подоконнике, картина, поставленная наскоро, упала с грохотом на стол. В палату ливанул свет.
За нами взвыла больная.
— Ой, что-то будет, — прокомментировал ван Чех и сложив меня пополам пихнул под стол. Сам в долю секунды водворил картину на место. Из-под стола я наблюдала, как больная неуправившись с затекшими ногами ловко подползла к ван Чеху и стала хватать его за ноги.
Доктор подхватил ее и поднял, больная завизжала, как пожарная сирена и укусила доктора. Взвыл ван Чех. Я вырвалась из убежища и отодрала больную от доктора. Неудержавшись на ногах она упала к своим кубикам и застыла над ними. Ее серые глаза выражали смесь тупого недоумения и эйфории. Брошенные ею кубики легли на нужные стороны, они пододвинула один к другому и часть картинки сложилась. Молча, не видя нас, она подошла к столу и взяла два новых кубика, стала так же хаотично перебирать их, радостно поглядывая на уже сложившиеся.
Я посмотрела на доктора, он потирал укушенное плечо и сдела знак "на выход!".
— Укусила, курва, — беззлобно сказал он, закрывая дверь, — ведь поняла, что надо кусать туда, где нет одежды. Зараза. Больно.
— Крови нет.
— Зато синяк будет.
— Скажете, что у вас очень страстная любовница.
— Ну, да. Кому? Тебе? Остальные и так знают за ее оральную агрессию.
Я пожала плечами, вам доктор в любом случае виднее, что с этим делать.
— Пойдем дальше, да и закончим на этом? И так уже полтора часа мотаемся?
— А за что она вас прошлюй раз чуть не убила?
— За то же самое. Я решил убрать картину от окна. Она болезненно реагирует на свет, я не учел этого. Зовут ее Аглая Агнесс ван Хутен.
— Ван Хутен что-то знакомое.
— Теория альтернативной педологии. Аглая Агнесс ван Хутен — кандидат педагогических наук, талантлавый педагог, подававший большие надежды. Ты сейчас видела пример, как может отложить профессия отпечаток на человека.
— Я этого с Пенелопой насмотрелась, — некстати вспомнила я.
Ван Чех резко замолчал и замедлил шаг.
Мы проходили мимо ее палаты.
— Там есть кто-то?
— Я там, — мрачно ответил ван Чех.
— Чего?
— Чего слышала. Если когда-нибудь я сойду с ума, то поселят меня здесь.
Я остолбенела и смотрела на удаляющегося ван Чеха.
— Что встала? Корнями еще не вросла? Шевели конечностями, шевели давай, — грубо развернулся ван Чех. — Никто не застрахован от сумасшествия, никто, — тихо пояснил он, — и лучше я сейчас забронирую себе это место, чем потом буду жить непонятно, где.
