От звуков его голоса все затихли. Вдруг по его щеке скатилась слеза. «Эх, мать твою, прослезился», – смущенно проговорил Тоша, вытирая лицо рукавом.
Тогда пальцы сами потянулись к струнам гитары, и Дража запел, глядя не на прижавшуюся к нему жену, а на Тошу, старую песню, которую Елица раньше никогда не слышала. Сейчас он вдруг поймал себя на том, что вслух повторяет ее слова. Он перестал ходить по камере и сел на кровать.
Она должна была вот-вот появиться. Что же я могу сказать Елице, что может она сказать мне? Сказать мне… ей нечего мне сказать. Она будет меня утешать, подбадривать, это я знаю заранее. К чему все это? Для нас двоих было бы лучше не встречаться этой ночью. Нехорошо, что она увидит меня таким. От меня прежнего остались одни развалины, да и о ней, наверное, можно сказать то же самое. Возможно, я с трудом узнаю ее. Почему же меня так обрадовали слова о том, что она придет? Наверное, мне захотелось услышать ее приговор, который облегчил бы мое состояние. Мне захотелось услышать от своей жены ложь о том, что я вовсе не потерпел поражение. Она такое умеет, она умеет все повернуть другой стороной и даже мое поражение представить как победу в каком-то высшем и далеком смысле.
Она скажет мне… Нет, Елица, все уже давно сказано. Он вздохнул и встал.
Ноги помимо его воли опять заходили по камере, а блуждающие мысли остановились на одном давнем споре между дочерью и сыном.
«Павел Корчагин – самый красивый, самый храбрый и самый лучший потому, что он коммунист», – Гордана даже отложила в сторону ложку.
«Какая ты глупая! – сказал Бранко. – Он стал коммунистом благодаря своим качествам, а не наоборот».
«Л почему ты любишь Тоню? – набросилась она на брата. – Из-за того, что она красивая и все такое или из-за того, что она комсомолка? В Белграде полно красивых девушек, но в буржуйку ты же не можешь влюбиться».
«Суп остынет, перестаньте болтать глупости», – вмешалась мать.
«Папа, рассуди нас», – воскликнула Гордана.
«Я, душа моя, думаю, что этот ваш Павка Корчагин – хороший и порядочный парень и что он был бы точно таким же, даже если бы не стал коммунистом, – улыбнулся он. – Ведь в конце концов ваши мама и папа в некотором смысле буржуи. Но ты же не можешь сказать, что из-за этого нас нельзя назвать порядочными людьми».
«Молодо – зелено, – покачала головой Елица. – Суп остынет. Ешьте, это будет умнее всего».
«Мама, ты не понимаешь всего величия той идеи, которая победила в России», – не унимался Бранко.
