Интересно, почему?
Беспробудный пьяница поставляет сведения, чтобы его выпустили из-под ареста. Осужденный внезапно вспоминает об одном весьма важном эпизоде, но в его рассказе есть слабые места. Да любой адвокат, выслушав показания Симса Аддисона и Эрла Гетлина, разобьет их в пух и прах. А у Отиса адвокат отличный.
Чарли все это очень не нравилось.
Однако факт есть факт: Отис действительно сказал: «С тобой случится то же, что с Мисси Райан». Его слышали двое, а это уже кое-что. Во всяком случае, основания для задержания имеются.
Но достаточно ли их для того, чтобы завести дело? И главное, доказывает ли это, что Отис действительно убил Мисси?
Меня все преследовал образ Мисси Райан, ее лицо с устремленным в никуда взглядом… Через шесть недель после ее гибели я остановил машину в полукилометре от нужного мне места и остаток пути прошел пешком. Солнце всего полчаса как зашло, и я старался никому не попасться на глаза. Я оделся в черное и держался обочины.
Пролезая через дыру в заборе, я поцарапал ладонь ржавым гвоздем. Рана болела и кровоточила, но в тот вечер мне было плевать на боль – так же, как сейчас мне плевать на шрам.
Мне было необходимо туда пойти. За неделю до этого я побывал на месте происшествия, сходил на могилу Мисси. Помню, на могиле только что поставили памятник, земля была совсем свежая, а трава еще вырасти не успела. И я там положил цветы.
Я раскрыл ладонь. В лунном свете кровь казалась черной и блестящей, как нефть. Я закрыл глаза, вспомнил Мисси и пошел дальше. Шел я полчаса. Я знал, где они живут. Я видел их дом днем. Я уже побывал и там, но никогда не подходил так близко. Дойдя до дома, я затаил дыхание.
Я тихонько прокрался под окном гостиной, взошел на крыльцо и осторожно заглянул внутрь. Я заметил, что работает телевизор, услышал голоса. В комнате было все убрано, и это меня почему-то успокоило.
И тут в гостиную вошел Джона. Он сел и уставился в телевизор. Я уткнулся носом в стекло, чтобы получше его разглядеть. За прошедшие два месяца он очень вырос. Было уже поздно, но он был в джинсах и рубашке, а не в пижаме. Я услышал его смех, и у меня чуть сердце не разорвалось.
Вошел Майлс. Я отпрянул от окна, но продолжал наблюдать. Он молча стоял и с отрешенным лицом смотрел на сына. В руке он держал большой конверт.
Я знал, что произойдет потом, и ждал. Ждал, что он заговорит с сыном. Спросит, что Джона смотрит. Или – день-то был будний – скажет, что Джоне пора спать. Предложит ему молока или печенья.
