…По зову мальчика Кулубек примчался на грузовике, выскочил и кабины с автоматом наперевес:
– Где они?
– Там они!
Побежали вдвоем к дому Орозкула, рванули двери.
– Ни с места! Руки вверх! – грозно приказал с порога Кулубек, направляя автомат.
Все обалдели. Оцепенели от страха, кто где сидел. Куски застряли у них в глотках. С мослами в жирных руках, с жирными щеками и жирными ртами, объевшиеся, пьяные, они не смогли даже шевельнуться.
– А ну, встань, гадина! – Кудубек приставил автомат к виску Орозкула, и тот затрясся весь, заикаясь, упал к ногам Кулубека.
– По-щади, не-не-убивай ме-ме-меня!
Но Кулубек был неумолим.
– Выходи, гадина! Конец тебе! – крепким пинком поднаддал он под жирную задницу Орозкула, заставил его встать, выйти из дома.
И все, кто были, перепуганные и молчаливые, вышли во двор.
– Становись к стене! – приказал Кулубек Орозкуку. – За то, что ты убил Рогатую мать-олениху, за то, что ты вырубил ее рога, на которых она приносила люльку, – тебе смерть!
Орозкул упал в пыль. Заползал, завыл, застонал:
– Не убивайте, у меня ведь и детей нет. Один я на всем свете. Ни сына у меня, ни дочери…
И куда девалась его надменность, его спесь! Жалкий и ничтожный трус. Такого даже убивать не захотелось.
– Ладно, не будем убивать, – сказал мальчик Кулубеку. – Но пусть этот человек уйдет отсюда и больше никогда не возвращается. Не нужен он здесь. Пусть уходит.
Орозкул встал, подтянул штаны и, боясь оглянуться, затрусил прочь – жирный, обрюзгший, с обвисшими галифе. Но Кулубек остановил его:
– Стой! Мы тебе скажем последнее слово. У тебя никогда не будет детей. Ты злой и негодный человек. Тебя никто здесь не любит. Тебя не любит лес, ни одно дерево, даже ни одна травинка тебя не любит. Ты фашист. Уходи – и чтобы навсегда. А ну, побыстрей!
Орозкул побежал без оглядки.
– Шнель! Шнель! – хохотал ему вслед Кулубек и для страху пальнул из автомата в воздух.
Радовался мальчик и ликовал. А когда Орозкул скрылся из виду, Кулубек сказал всем другим, виновато стоявшим у дверей:
– Как же вы жили с таким человеком? И не стыдно вам?
Облегчение почувствовал мальчик. Совершился справедливый суд. И так поверил он в свою мечту, что забыл, где находится, по какому случаю пьянствовали в доме Орозкула.
…Взрыв хохота вернул его из этого блаженного состояния. Мальчик открыл глаза, прислушался. Деда Момуна в комнате не было. Вышел, наверно, куда-то. Женщины убирали посуду. Готовились подавать чай. Сейдахмат что-то громко рассказывал. Сидевшие смеялись его словам.
