От возмущения, председатель парламента задохнулся. Разумеется, он не верил Николаю, и, в общем, имел на то полный резон. У моего реципиента была имелась сотня возможностей благоприятно подписать Конституцию и, припевая, продолжить свою богатую, сытую, полную счастья жизнь монарха, который «царствует, но не правит». Однако, Николай Второй из раза в раз отказывался от каждой возможности. Результат бессмысленного упрямства Императора был наблюдаем в данный момент, что называется «на лицо».
Окажись я в его худощавом теле хотя бы в году 1913 м, я сделал бы самое простое — подписал конституцию. При любом Основном законе власть монарха в «монархическом» государстве в любом случае останется огромной, не меньшей, по крайней мере, чем власть президента. Но фФормальное утверждение красивой конституционной «бумажки», мгновенно бы сняло с Николая ответственность за любые политические, экономические или военные неудачи, возложив их на председателя Правительства, и значительно снизило социальное напряжение, убрав из рядов моих противников миллионы сторонников либерального строя, и оставив в оппозиции только социалистов и террористов, а также превратило бы в союзников богатейших помещиков и фабрикантов. Существовало лишь одно «но», — в 1914 м началась война. Изменить сейчас государственный строй означало одно — встряхнуть общество, отвлечь его от главной задачи, над которой трудились и умирали три долгих года миллионы российских подданных, — от Победы!
Возмущение Родзянко, тем временем, миновало, председатель Думы пришел в себя.
— Я убежден… — произнес он очень тихо, и тщательно подбирая слова. — Я убежден Государь, что очень скоро Вы пожалеете о принятом Вами решении. Мы увидим, кто и кого будет вешать за ноги на столбах … Клянусь, не пройдет трех недель как вспыхнет такая революция, которая сметет все!!!
Мой собеседник тоже не видел меня, но я обреченно кивнул.
— Согласен, — произнес я негромко. — Тут мне нечего возразить!
В отличие от Родзянко, мне было знакомо содержание Каиновской «энциклопедии» и известно заранее, чем закончится игра в русский бунт.
Революция сметет все. И прежде всего — самих псевдо революционеров.
Родзянко немыслимо повезет. Большинство его товарищей по измене расстреляют, повесят, зарубят шашками. Сам он скончается в изгнании, в каком-то нищем югославском селе.
Услышав мой странный ответ, Родзянко удивленно притих, как будто напугавшись непонятного поведения Императора, которого знал уже много лет. Через несколько мгновений, сдержанно попрощавшись, мы окончили разговор.
