Сажусь за руль. Мы проехали горный кряж и теперь едем по серо-зеленым холмам, где пасутся коровы и прочий крупный и мелкий рогатый скот, а вдалеке маячат Скалистые горы.
Мне хорошо, и меня пробивает поговорить. Я говорю Криссе, что все настоящие американцы – законченные наркоманы. Это «погоня за счастьем», это капитализм, это свобода, это индивидуализм на безбрежных открытых пространствах, это демократия. Это «Де Сото Адвенчер». Я сам не знаю, что за бред я несу, но Крисса слушает, и вальсирует вместе со мной в этом безумном трепе, и я никак не могу избавиться от ощущения, что я ее откровенно гружу, и мне это не нравится.
Мне кажется, я – ребенок, который надоедает взрослому, чтобы тот, вопреки здравому смыслу, исполнил его упрямый детский каприз, скажем, купил ему очередную порцию сахарной ваты, да, я в точности как ребенок, болтливый, несдержанный, упрямый и наглый, словно какой-то напыщенный бюрократ, ребенок, которому нужно, чтобы все было «по-моему», он ужасно доволен собой, он откровенно дурачит взрослого, издевается, едва сдерживаясь от смеха…
Это так унизительно. Да и с чего бы мне вдруг гордиться? Я не в том положении, чтобы гордиться собой. Я уже не могу притворяться, что мне хочется уколоться, я просто беру и колюсь, и кто же я после этого? Кто я? Как это объяснить? Я не знаю.
Некое равновесие пошатнулось. Боль отступила, как бывает всегда, когда вмажешься, но меня не покидает неприятное ощущение, что это – трусость и малодушие, что я как маленький мальчик, который бежит домой плакаться маме, что кто-то из старших ребят дразнится и обзывается. Мне очень стыдно, но спрятаться негде – от стыда, от потери самоуважения, от жгучей ненависти к себе. Они тут, от них не избавиться, даже в эйфории, и можно только пытаться их не замечать. Я говорю ей об этом, Криссе, потому что мне нужно, чтобы об этом знал кто-то еще, и когда я рассказываю о своих ощущениях, мне становится легче, и ей, кажется, интересно.
Крисса хочет посмотреть Нью-Мехико, так что мы едем на юг. Я по-прежнему в затяжном приходе, но меня потихонечку отпускает, нападет сонливость, и я отдаю руль Криссе. Прислоняюсь головой к стеклу, закрываю глаза и засыпаю, уносясь на волнах тихого удовольствия.
Когда я просыпаюсь, мы снова едем в горах. Влажный воздух, сосновый лес. Извилистый двухполосный серпантин. Горы не такие высокие, как в Колорадо. Крисса говорит, что мы въехали в Нью-Мехико где-то час назад, и сейчас едем в Таос.
