Сажусь за руль. Мне по-прежнему хорошо. Наслаждаюсь душевным покоем, который мне дарит джанк.
Лес постепенно редеет, мы спускаемся вниз по крутому склону и въезжаем в пустыню. За рулем, на узких дорогах в диком пустынном краю – я снова влюблен в этот мир. Хочется целовать все вокруг, хочется пить этот свет, вдыхать эту суровую красоту – вбирать в себя все. Глазами, ушами, носом и ртом. Всем своим существом. Пустое пространство с редкими вкраплениями цивилизации, побитыми непогодой – закусочными, придорожными магазинчиками и базарчиками, где индейцы торгуют своими изделиями, – они смотрятся так одиноко в этих просторах, но они давно свыклись со своим одиночеством, застыли в своем безмерном безразличии, и все это полностью соответствует моему внутреннему состоянию, и поэтому мне хорошо.
Рядом со мной сидит Крисса. Все-таки, как же мне повезло, что она со мной. Мне хочется остановить машину и заняться с Криссой любовью – прямо в пустыне. Я буду любить ее медленно и обстоятельно, под этим громадным небом, и мне кажется, что ей тоже этого хочется. Она носилась со мной столько дней, как заботливая добрая мама, она мне помогала в моих сомнениях, но теперь все сомнения исчезли – настало время каникул, время, когда ты приходишь домой с работы, и можно расслабиться и отдохнуть, время отсрочки смертного приговора. Я весь – доверие и нежность, и ей тоже приятно передохнуть от обязанностей заботливой няньки, и все стеснение между нами прошло, и я знаю, что под героином я могу заниматься любовью часами, и мне так хочется доставить ей удовольствие, долгое, бесконечное удовольствие, хочется ублажить ее и порадовать.
Возбуждение нарастает, в голове все плывет, член горит, набухает, твердеет, и ближе к вечеру, когда мне уже совсем невмоготу, я останавливаю машину. Это уже не я с Криссой. Это что-то, что больше нас. Просто мужчина и женщина. Мужчина хочет заняться любовью с женщиной, а попросту говоря – хочет выебать женщину, а женщина хочет, чтобы ее как следует выебли, и они оба об этом знают. Прихватив индейское лоскутное одеяло, купленное в придорожной лавке, я беру Криссу за руку и веду ее за собой, прочь от дороги, сквозь полоску деревьев, в пустыню. Мы отходим подальше от тихой пустынной дороги, и я разворачиваю одеяло, и укладываю на него Криссу и накрываю ее своим телом. Никогда в жизни я не испытывал ничего подобного. Запредельные ощущения. И я даже знаю, почему. Потому что это Крисса, с ее твердой волей, и завидным самообладанием, и ее изменчивым ко мне отношением – это Крисса, женщина, которую я хочу, и которая значит для меня так много. Крисса… ее лицо, ее гордое обнаженное тело… она отдается мне вся – целиком, без остатка, – моему ненасытному члену, в темноте, посреди пустыни. И она хочет, чтобы я тоже ощутил эту силу, эту ярость и жажду, агрессивный напор, и ей все равно, что я делаю с ней, что хочу, она смеется под черным небом, и разрешает мне все, абсолютно все, она отдается мне самозабвенно, она вся моя, для меня, и ее наслаждение – именно в этом отказе от своего "я", потому что это так редко, так страшно и так опасно, для нее, а для меня – запредельный восторг, и я возбуждаюсь еще сильнее, и все это возможно лишь потому, что мое возбуждение не проходит, потому что для обоюдного наслаждения член должен стоять, и мы оба смеемся. И она вся такая податливая, и горячая, и там у нее все мокро и скользко, и ее щеки горят огнем, и она вся извивается подо мной, и кричит в множащихся оргазмах, что идут друг за другом почти внахлест, и я на минутку сбавляю темп, и вот мы снова – на гребне волны, а потом нас накрывает уже с головой. Я смотрю вниз, на свой член, который движется словно сам по себе – глубь и наружу, вглубь и наружу, – и я уже не ощущаю, что я – это я, но именно сейчас мне так хочется быть собой, только собой, ну или, может быть, ею, и я говорю ей вслух,
