Табличка, возвещающая, что дом продается, появилась на ограде, через которую Джейн вела ежедневные переговоры с торговцами. В комнатах толклись посторонние, разглядывая и оценивая мебель. Дядя Крис, которого беда подхлестывала, успевал всюду, буквально воплощая бурлящую энергию. Тут можно и ошибиться, но глазу случайного постороннего он в те дни испытаний казался человеком на подъеме.
Монотонность сидения у себя в комнате — единственном месте, где Джилл не рисковала наткнуться на мебельного торговца с блокнотом и карандашом, — она разнообразила долгими прогулками, старательно избегая того маленького квартала, который прежде и составлял для нее весь Лондон. Но все равно ей не всегда удавалось уклониться от встреч с прежними знакомыми. Однажды, срезая путь по Леннокс Гарден к большой пустынной Кингс-роуд, простиравшейся в кварталах, неведомых тем, для кого весь Лондон ограничивался Уэст Эндом, она нечаянно наткнулась на Фредди. Тот куда-то шел в своих красивейших брюках и белых гетрах, больно уязвивших чувства его друга Генри. Встреча была не из самых приятных. Остро чувствующий неловкость ситуации, Фредди пунцово алел и нес какую-то околесицу. Да и Джилл, которой меньше всего хотелось беседовать с человеком, тесно связанным в ее сознании со всем, что она потеряла, была не речистей. Расстались они без сожаления. Одно хорошо — Джилл узнала, что Дэрека в Лондоне еще нет. Он телеграфировал, чтобы ему переслали его вещи, и уехал дальше на север. Фредди об их разрыве узнал от леди Андерхилл, в разговоре, оставившем неизгладимый след в его памяти. О денежных трудностях Джилл он и понятия не имел.
После этой встречи тяжесть, лежавшая на душе у Джилл, стала чуть легче. Случайной встречи с Дэреком ей было бы не вынести, и теперь, когда она узнала, что такая опасность ей не грозит, жизнь стала капельку приятней. Тянулись кое-как дни и, наконец, наступило утро, когда в сопровождении дяди Криса, многословно и обстоятельно разглагольствующего об «улаживании дел», она отправилась в такси на вокзал к поезду на Саутгэмптон. Ее последним впечатлением от Лондона были длинные ряды унылых домов, кошки, бродившие по задним дворам среди чащоб сохнущего белья, и дымная серость, сменившаяся, когда поезд набрал скорость, ясной серостью пригородов и красивыми буро-зелеными красками деревень.
Потом — суета и суматоха на лайнере; спокойное однообразие плавания, когда, выходя на палубу по утрам, ты обнаруживаешь, что судно демонстративно торчит на том же самом месте, где находилось накануне, и невозможно понять, сколько же сотен миль оно миновало. Но вот, наконец, и плавучий маяк нью-йоркской гавани, и сам Нью-Йорк, вздымающийся в небо, точно город из сказки. Манящий и зловещий одновременно, приветливый, но и угрожающий.
