Братья совсем не походили друг на друга. Сложно было представить, что в шальном, дерзком, безрассудном Адаме текла кровь ростовщиков. (Его мать, несмотря на нехарактерную для этой нации хрупкость, была чистокровной еврейкой). А вот в Андрее она явно прослеживалась. Можно сказать, била ключом. Он был надежным, предсказуемым, предусмотрительным. Меркантильным. И как полагается правильным мальчикам — скучным.
Мы с Андреем подали заявление в загс. А потом, — Елена Григорьевна поднялась и подошла к окну, сверху вниз рассматривая дремлющий город, усыпанный бусинами огня, — потом события приняли совершенно жуткий поворот. Лев Григорьевич, отец мальчиков, начал за мной ухаживать. А я решила не отвергать его ухаживаний. — Лицо женщины напоминала белую злую маску. — Из мести! Понимаешь?
— Не слишком, — холодно ответил Мишка, внезапно севшим голосом. — И что было потом?
— Это сложно понять, я знаю, но…
— Что ж тут сложного? — пожал плечами Миша, в свой черед потянувшись к сигарете и глубоко затягиваясь едким дымом. — За одного сына ты выходила замуж для статуса, со вторым спала для удовольствия, а с отцом развлекалась из-за денег. Все это очень даже понятно.
— Издеваешься? — прищурила глаза любовница. — Ты ещё просто щенок, у которого молоко-то на губах не обсохло. Но, по большому счету, наверное, ты прав? Только давай пока оставим комментарии! Раз уж сегодня я решила исповедоваться, то выговорюсь до конца. И черт с тем, что ты обо всем этом думаешь.
По случаю нашей помолвки с Андреем мы устроили нечто вроде семейной вечеринки. Все прилично выпили и, — так случилось, — что мы оказались близки. Втроем, вместе. Понимаешь, о чем я?
Мишкины брови взлетели высоко. Он присвистнул:
— Чисто технически интересно было бы на это посмотреть!
— Такое не приветствуется общественной моралью. Но это была незабываемая ночь, — медленно подбирая слова, словно в трансе говорила женщина. — Они была великолепны, — все трое. Но и Лев Григорьевич, и Андрей были только вариацией темы. Мелодией был Адам. Только Адам, он один! Для меня — всегда только он один.
— Ну да. Двое других это так, — бонус, — ухмыльнулся Мишка.
Левина машинально затянулась очередной сигаретой.
— Той ночью я видела его в последний раз. Наутро мы нашли его мертвым. Он вскрыл себе вены. Вокруг догорали свечи. Свечи была повсюду. Свечи. И кровь. Вот так все и закончилось.
— Н-да, — взъерошив волосы, после довольно длительной паузы, изрек Миша. — Я узнал о вас много интересного, много нового, многого увлекательного, дорогая Елена Григорьевна. Мне до вас ещё расти и расти. Учиться, так сказать, и учиться.
