— Что тебя с таким неистовством двигает на борьбу со всем светом, неужели месть?
— Мне кажется, что гонит меня не месть и даже не ненависть, а что-то другое.
— Тогда что? — и Марк удивлённо посмотрел другу прямо в глаза.
— Сам не знаю, откуда-то изнутри поднимается беспокойство, похожее на мелкую дрожь, или дурноту, предшествующую рвоте. Это состояние вынуждает меня действовать, если поступаю правильно, то оно проходит, если нет, то продолжает терзать. Мне чудится, будто кто-то стоит за моими плечами и передаёт мне это беспокойство, — впервые Октавиан откровенно высказался о том, что его уже давно мучило с того момента, когда настигла весть об убийстве Цезаря.
— Ты думаешь это он? — продолжал пытать его Агриппа.
— Всё может быть, — уклончиво ответил тот, смотря на Марка, а сам, в это время на ощупь, ломал хлеб.
— Он жаждет мести? — повторился Агриппа и перевёл взгляд на стол, следя за движением рук Октавия.
— Не думаю, скорей уж власти, — отвечая, Октавий потянулся за стеблем латука.
— Как это? — удивлённо воскликнул Марк, сопровождая взглядом руку собеседника.
— Внутренние желание человека создает себе помощника, духа желания, который не даст человеку загасить его. Этот дух усиливает само желание, преобладает над другими желаниями и двигает человека к конечной цели — исполнению желания. У Цезаря таким духом был — дух власти. Цезаря не стало, но дух желания остался, он очень силён, он жаждет конечной цели. Он жаждет властвовать. Он хочет, чтобы дело Цезаря — абсолютная власть продолжалась, только тогда есть возможность обрести покой.
— А как же сенат, демократия, народ?
— Сенат — это не лоно демократии, а лишь дробление власти. В сенаторах нет искренности, каждый из них заражен духом власти Цезаря и стремится властвовать в одиночку, не хочет ни с кем делить власть, но они все трусы, боятся своих внутренних желаний, и их борьба на два фронта делает их слабыми. Они ненавидят друг друга и тех, кто открыто заявляет о своих претензиях на лидерство. Они начинают борьбу с таковыми, делая вид, что это и есть демократия. В борьбе добра и зла побеждает добро, а усиливается зло. Кто не боится своих искренних намерений, тот и побеждает.
Рука разрывала салат на кусочки и отправляла их в рот. Взгляд Агриппы снова добрался до лица Октавиана. Оно было сосредоточенным. Вино, видимо, ещё не оказало своего расслабляющего действия на мимику, или энергетика мыслей, держала мышцы лица в тонусе.
