«Иди, Кузьмич, дыми, — подумал Лебедянский, устало вздыхая. — А мне необходимо собраться с мыслями. Кто я на самом деле? Я не могу с уверенностью сказать, что я — это я. Я то и дело ощущаю в себе самом присутствие постороннего человека. Но этот посторонний неуловимо меняет свой облик: он то Сергей, то Вениамин. Что со мной: раздвоение личности, или продолжение психаджа? Почему, придя в себя, я назвался Сергеем, если для окружающих продолжал оставаться Вениамином? Да, я помню это пригрезившееся мне странствие душ, этот мнимый психадж. Я помню приговор Господа, по которому моя душа должна занять освободившееся тело Лебедянского, или, наоборот — в мое тело должна вселиться неугомонная душа этого шофера. Так, может, ЭТО уже свершилось? А вдруг что-то не заладилось, и в теле, которое я по привычке считаю «своим», сейчас обитают две разные души. Как не сойти с ума, созерцая мир и трактуя его проявления с разных точек зрения одновременно? Если невозможно избавиться от этого гнетущего ощущения, то, как минимум, необходимо тщательно скрывать мое состояние от ближних моих. Странно, но сейчас я не питаю ровно никаких чувств ни к моей покойной жене, ни к моей дочери Лере… Впрочем, о чем это я?! Ведь у меня — ДРУГАЯ семья, МОЯ семья. Которая, кстати, в это время оплакивает меня и не догадывается о моем чудесном перерождении. Как смогу я подать знак того, что я жив, если я сейчас в чужом теле, если для любимых моих я обречен оставаться чужаком?! Нужно ли это им? Не знаю. Но мне, если уж я прошел и рай, и ад, мне это позарез нужно! Как этого добиться — вопрос не из легких, но все же вопрос разрешимый. Древние говорили: возьми себе в помощники время, оно твой единственный лекарь…
Неужели можно признать реальностью мой бред на грани жизни и смерти? А может, я просто сошел с ума?.. Хотя, нет, сумасшедшие обычно не подвергают сомнению свою психическую нормальность. Но что со мной случилось, как это назвать: переселение душ, раздвоение личности, или просто одержимость? Станет ли моя дальнейшая жизнь историей доктора Джекила и мистера Хайда, или же я заговорю по-китайски, начну узнавать незнакомых мне в прошлом людей, как только что в случае с доктором Яковлевым. Ведь не видел его Вениамин никогда в жизни, видел только я, да и то одно мгновение между бредом и явью… Боже мой! Да ведь я рассуждаю то от имени Сергея, то от имени Вениамина! — спохватился Лебедянский. — Неужели я не смогу контролировать самого себя?!»
