— Будьте мужественны. Примите мои соболезнования.
— Ясно, — Лебедянский вздохнул. — А я вас сразу узнал, профессор. Это ведь вы меня оперировали?
— Вас оперировал доктор Долгушин.
— Странно… Врезался в память ваш голос… и глаза.
— Ну, может быть, внешнее сходство с кем-то из ваших знакомых? — Яковлев пожал плечами. — Не обращайте внимания. Скажите лучше, как вы себя чувствуете?
— Сносно. Голова только болит. Скажите, дочь моя не приходила?
— Звонили ваши родственники, справлялись о вас. Оставили телефон: просили сообщить, как только вы придете в себя. Позвонить им?
— Ну что вы! Вы лично…
— Это меня не затруднит.
— В таком случае буду весьма вам признателен. Так, как насчет дочери?
— Приезжал Данилевич, очень о вас беспокоится. Сказал, что обо всем позаботится лично. О дочери тоже.
— Понятно… Ну, а со мной… что-то серьезное?
— Смотря что считать серьезным. Переломы обоих голеностопов и кисти правой руки, сильный ушиб грудной клетки и три сломанных ребра. Ну и естественное в такой ситуации сотрясение мозга. Еще легко отделались.
— Как долго я у вас пробуду?
— Да уж месяц-другой отдыха вам обеспечено.
— И все-таки странно. Будто только вчера вас видел. Именно во время операции.
— Исключено. Я оперировал другого человека — водителя той злополучной машины.
— Правда? Ну и как он?
— Скончался.
— Жаль. Незаурядный был человек: я успел с ним познакомиться.
— Я вижу, вы утомились, — Яковлев встал и направился к двери. — Родственникам вашим сейчас позвоню. Отдыхайте.
— Ишь, конспиратор, — проворчал старик со сломанной рукой, когда врач удалился. — Для одних — Сергей, для других — Вениамин.
— Ты, Кузьмич, на меня не обижайся: в мозгах у меня чуток заклинило. Сразу, понимаешь, не въехал, КТО я. Думал, Сергей, а выходит — Вениамин. Только, чур, уговор, Кузьмич: никому ни гу-гу, а то, не дай Бог, в желтый дом упекут.
— Хохмишь! — с укором бросил старик. — Жену-то не жаль?
— Да как тебе сказать, дед, — сразу посерьезнел Лебедянский. — И да, и нет. Жена-то только наполовину моя… была.
— А-а-а! — протянул Кузьмич. — Изменяла?
— Ну почему так буквально?! Все гораздо сложнее — головоломка какая-то. Разве объяснишь…
— А дочка как к тебе относится?
— А кто ее знает. Не любит, наверно: не за что… Вот выросла дочь, невеста уже, а я, оказывается, ее совсем не знаю. Парадокс?
— Эх, вы, интеллигенты! Кругом у вас парадокс, — проворчал Кузьмич и, взяв с тумбочки пачку «Беломора», заковылял к двери. — Пойду, подымлю.
