— Ну?
— Чтобы я отказался. Или выступил на него. Пришить меня хочет, не понял еще?
— Чего там не понял. Сам слышал, как он Скелету шептал…
Расписной обернул распухшую руку цыгана листьями и травой, сверху обмотал лоскутом арестантской робы, рывком совместил обломки костей и зафиксировал шиной из прочных веток.
— Что… шептал?.. — Челюсть стойко перенес болезненную процедуру, только на лице выступили крупные капли пота.
— Что надо тебя завалить. На хер нам обуза с одной клешней… Только тихо, чтоб никто не видел. Так что Держись ближе ко мне… Готово. Теперь вставляй в перевязь, пусть висит на шее — быстрей заживет.
Все это Расписной придумал. Но в жестоком уголовном мире любое семя подозрения находит благоприятную почву.
— Ну паскуда… Я его первый сделаю!
Цыган недобро ощерился, обнажив большие неровные зубы.
Темнота сгустилась окончательно, и красноватые блики разгоревшегося костра придавали зловещий вид лицам окружавших его людей. Осматривающий растертые ноги Груша наклонил голову, пухлые щеки лоснились, как у насосавшегося упыря. Привалившийся к дереву Скелет напоминал истлевшего мертвеца. Изломанные тенями Зубач, Утконос и Катала казались вынырнувшими из преисподней чертями с тлеющими угольками в черных глазницах.
— Надо бы порыскать вокруг, жратву поискать, — сказал Груша.
— Тут вокруг волки рыщут, как бы ты сам жратвой не оказался, — реготнул Утконос.
— Так часто бывает — пошел за харевом, а самого отхарили. — Зубач длинно плюнул в костер.
— Мы раз рванули с пересылки и "корову" прихватили. Здоровый такой фраер, молодой, из деревни. Забили баки: мол, нам сила твоя в пути нужна, потом всю жизнь в авторитете ходить будешь…
— И что? — заинтересовался Катала.
— Через плечо. Двести километров по тундре, три дня он сам шел, а потом мы его разделали. Тем и продержались всю дорогу.
— И как она, человечинка? — не унимался Катала.
— Ништяк. Сладковатая, сытная…
— Тихо! — Утконос привстал, вглядываясь в темноту. — Слышьте, кажись, ходит кто-то…
У костра наступила настороженная тишина. Вокруг шелестел ночной лес, но в обычном шумовом фоне Расписной разобрал лишний звук.
— Чего хипешишься, — процедил Зубач. — Вроде без кайфа, а глюки ловишь!
— Кому здесь ходить… Только зверям, — поддержал его Катала.
— Сука буду, слышал…
— Я вкуса не разобрал, — сказал Катала.
— Чего?
— Раз дрался с одним рогометом, ухо ему и отгрыз. Только сразу выплюнул, не распробовал. Соленое вроде…
— Ша! — вскинул ладонь Расписной.
