Зейн моргнул.
Хейли бросилась к серебристому «форду»; полы ее плаща развевались на ветру.
Рассел ринулся вслед за ней; его черный кожаный пиджак вздулся, наподобие плаща.
Зейн отшвырнул тело доктора Ф. Эрику:
— Держи!
Эрик поймал нашего психиатра на правое плечо, как задний игрок на линии, врезавшийся в пасующего. Он зашатался, но устоял, покачиваясь, держа погрузневшее тело доктора Ф. в вертикальном положении, как скатанный ковер.
Зейн помчался вдогонку за Расселом и Хейли; ночной ветер трепал седую гриву, придававшую ему сходство с Христом.
Припаркованный серебристый автомобиль, казалось, напрягся, предчувствуя массированную атаку. Рассел и Хейли бежали вровень, Зейн отставал на три, а теперь уже на два размашистых шага, не поспевая за хлопающими на ветру полами их курток. Три руки одновременно вцепились в дверь.
Бин-буун!
Фары серебристого «форда» вспыхнули, и бегуны услышали, как щелкнули дверные замки.
Я подошел к серебристому «форду», поигрывая ключами и не обращая внимания на устремленные на меня горящие глаза, точно так же как вся троица не обращала никакого внимания на Эрика, который, спотыкаясь и пошатываясь, тащился за мной с трупом на плече.
— Кроме того, — сказал я, — мне известно, кто убил доктора Фридмана.
Сестра.
С заколкой в собранных пучком волосах.
Заколкой. От слова «заколоть». Никто из медперсонала — даже на временной ротации, — никакая сестра в здравом уме не взяла бы острого предмета в психушку. Доктор Ф. не носил даже галстука, чтобы какой-нибудь придурок его не задушил. Это было признаком личного стиля и общей политики.
Поэтому, если сестра появлялась в Дурдомвилле с заколкой, у нее были на то причины.
Достаточно правильно подобрать заколку, и у вас в руках окажется изящная игрушка, чтобы поиграть в доктора и произвести внутричерепную пункцию.
Доктор Ф. сидит в мягком свете комнаты отдыха. Ждет, пока мы вернемся. Вышедшая на подмену сестра передает ему медицинские карты. Потом встает сзади. Пока доктор читает карты, она вынимает из волос заколку. Возможно, другие сестры уже это делали. Ведь доктор был очень даже симпатичный парень. Если он что-то и заметил, то, возможно, чувство подсказывало ему: «Она распускает волосы; мы совершенно одни; мне будет с ней хорошо!» Резким движением она закрывает ему левой рукой левое ухо — быстро и глубоко втыкает заколку, мозг лопается, как воздушный шарик, и доктор, дернувшись, застывает на своем стуле. Сестра это чувствует. Вытаскивает заколку. Поправляет прическу. Затем оставляет доктора сидеть в комнате, чтобы его нашли мы и обвинение пало на нас.
