Бешеные псы - Джеймс Грейди

А стоило бы нам почуять неладное, когда на утреннем собрании во вторник Рассел травил байку о том, как он гарротировал сербского полковника.

— Только представьте, — распинался Рассел, — солнечный свет, пробивавшийся сквозь решетки на окнах, ложился параллельными полосами на лимонного цвета пол в комнате для отдыха. Вся сценка была точь-в-точь как подброшенная в воздух монета — и верится, и не верится.

Точь-в-точь как мы, хотя в комнате нас собралось шестеро: пятеро мужчин и женщина; мы кружком разместились возле Рассела на складных металлических стульях.

— Я вел наблюдение за патрулями на этой балканской бойне, — продолжал Рассел. — Дома на главной улице почернели от дыма. Окна выбиты. По всей улице — мусор. Протопали мимо взорванной «тойоты». Шагнешь — и под ногой что-нибудь хрустнет. То брошенный ноутбук. То женская сумочка. С фонарного столба свисали три веревки, только перерезанные, так что вся эта болтовня насчет зачистки выглядела правдой.

— А что было неправдой? — спросил доктор Фридман.

Волосы у доктора Фридмана были каштановые. Из-за очков в позолоченной металлической оправе глядели изумрудно-зеленые глаза. Каждый день из двух недель, проведенных с нами, он надевал вольного кроя твидовый пиджак. В тот последний день на нем была синяя рубашка без галстука.

— В таком месте, как это, — ответил Рассел, — поди разбери: правда, неправда.

— Понятно, — кивнул доктор Фридман.

— Ничего вам непонятно, — сказал я. — Повезло вам, что вы этого не видели.

— Верняк! — откликнулся Зейн, похожий на Христа-альбиноса.

— Давайте все же послушаем Рассела, — попросил доктор Фридман.

Рассел походил на расфранченную рок-звезду: очки наподобие авиационных окуляров ночного видения, черный кожаный пиджак поверх темно-синей футболки с эмблемой группы «Уилко» — не очень-то по уставу, который ему вдалбливали. Довершали наряд обычные джинсы и черно-белые кеды.

— Вообразите конец мая девяносто второго, — сказал Рассел. — У нас у всех только и зудело слинять в какое-нибудь безопасное место.

— Нет таких мест, — пробормотала Хейли, соскребая коросту со своей словно выточенной из черного дерева руки.

Рассел не обратил на нее никакого внимания.

— Этот замшелый югославский городишко насквозь провонял порохом и горелым деревом. Сплошная помойка, приятель, и крысы, так до сих пор и вижу этих говножопых шелудивых крыс с красными глазами.

Два окна в ресторане заделали картоном, но висела вывеска «открыто». Полковник распахнул дверь, звякнул колокольчик. Тогда он поворачивается к нам девятерым и говорит: