Илья, сидевший до этого безучастно, сгреб детонаторы в сумку и, подойдя к бульдозеристу, сказал:
— А ну, выметайся!
Тот затравленно оглянулся.
— Чего-о?
— Вылазь, говорю.
— Пошел ты!..
Илья легонько дернул его за руку, бульдозерист слетел на землю, едва удержавшись на ногах. Потом Илья не спеша залез на его место, уселся поудобнее и выжал педаль. Двигатель взревел, и машина, развернувшись, пошла вдоль обрыва.
Рядом бежал бульдозерист, спотыкаясь и крича:
— Угробите машину, сволочи! Угробите машину, сволочи!..
Илья напряженно глядел вперед; Русин сидел молча, унимая охватившую его нервную дрожь.
— Илья, помни, правый фрикцион пробуксовывает. Загремишь — я не виноват.
С бешено мелькающих траков летели пласты спрессованного снега.
— Сволочь ты, а не друг, Илья!
Кромсая жесткий, точно накрахмаленный наст, машина шла на подъем. Бульдозерист стал отставать.
— Хрен с вами! — крикнул он. — Останови, сам поеду!
Илья сбросил газ, высунул голову:
— Без дураков?
— Чего там!
— Ну гляди…
Парень тяжело дышал, и по лицу его было видно, что он в самом деле решился.
— За машину-то кто отвечать, к примеру, будет — Пушкин? Лучше уж я сам поеду, это вернее. Пусти давай… Научил я тебя на свою голову, — пробормотал он, привычным движением кладя руки на рычаги и уже прощупывая глазами предстоящую опасную дорогу.
А Русин тоже смотрел вперед — на крепящийся радиатор, на косые, сморщенные сугробы, истыканные дырками, на развороченную внизу яму карьера — и чувство опасности отступало перед редким, удивительным ощущением того значительного, что произошло сейчас. Он знал, что он был прав и что будет прав, чем бы все это ни кончилось.
И в продолжение того часа, когда рычащая машина вспарывала ножом верхнюю кромку карьера, он, как заклинание, повторял: все будет нормально. Он не смотрел на бульдозериста, боясь даже взглядом помешать ему.
Вечером, собираясь на карьер, Русин вышел в коридорчик и невольно остановился; за дощатой перегородкой, на крылечке, кто-то всхлипывал. Низкий мужской голос бубнил какие-то слова. Русин понял — плакала Лена. А мужчина был, без сомнений, Илья.
— Зачем опять пришел пьяный? — спрашивала девушка. — Раз пьешь, не приходи ко мне…
— На свои пью — не на чужие, — отвечал Илья.
— Какое имеет значение? Не хочу тебя видеть таким!
— Каким? — угрюмо спрашивал Илья.
— Вот таким… раскисшим… У тебя даже руки неприятные, у пьяного. Убери.
— Уж и руки помешали, — сказал тихо Илья. — Не любишь — так и скажи…
