Весна наступала на тайгу бурно, неудержимо; небо было ослепительно в своей голубизне. Снеговые шапки на хвойных лапах лоснились под солнцем; тянулись вниз сталактиты сосулек, вбирая в себя, как в призмы, бесконечные цвета пробуждающейся тайги. Нагретые полднем склоны сопок обрушивались снежными оползнями. В речных полыньях, сдавленная оседающим льдом, бурлила, горбилась вода.
Русин спал, когда среди дня его разбудила хозяйка. У порога стоял мальчишка-взрывник, помощник Ильи. Он прибежал с вестью: заливает карьер.
Через полчаса Русин был на карьере. Под ногами хлюпала снежная каша. Сверху, из-под ледяной искрящейся корки, шумно низвергалась вода, ее грязно-желтые струи весело виляли по развороченному дну чаши.
Бульдозерист вывел машину наверх и теперь выглядывал из дверцы, растерянный и молчаливый. Взрывник Илья сидел на краю обрыва, без шапки, подставив солнцу взъерошенные вихры. Рядом на газете сушились детонаторные патрончики.
Русин с лопатой в руках долго лазил вокруг карьера, вернулся, вымокший до пояса, запыхавшийся.
— Давай-ка, — сказал он бульдозеристу, — объезжай карьер и пройдись ножом через вон ту ложбинку. Иначе к вечеру здесь будет озеро с видами на окрестности.
Бульдозерист, скуластый безбровый парень, обиженно прищурил глаза:
— Я своей машины пока не губитель. Да и на себя я, к примеру, еще не так злой, чтобы тащиться на этот косогор.
— Чего испугался? Там же тридцать градусов, не больше.
— Это смотря каким глазом глядеть. Твоим — может, и тридцать. А моим — все сорок пять будет. И обратно же — снег. Так и съедешь на нем, как в сказке на ковре-самолете.
— Что же делать? — сдержанно сказал Русин. — Зальет карьер — такой труд погибнет!
— А уж то не моя забота, об том пускай начальство думает.
Русин понимал, что бульдозерист по-своему прав — ехать на склон рискованно. Но за спиной у них шумел водопад, и Русину было не до здравого смысла: хотелось обругать парня, выволочь из машины, избить — будь что будет. Он вскочил на гусеницу и, протискиваясь в дверцу, сказал:
— Хорошо, я поеду с тобой. Давай газуй.
Парень ухмыльнулся:
— А разве мне легче станет, если мы, к примеру, вместе гробанемся? Только разве что в больнице на пару лежать веселее…
У Русина заколотилось сердце. Глядя в наглые прищуренные глаза бульдозериста, почти навалившись на него, он крикнул:
— Трус! Шкурник! Вон отсюда!
Парень испугался. Бормоча: «Ну, ты не очень, чего глотку дерешь, видали таких», — он заерзал на сиденье, без всякой надобности стал перебирать рычаги.
