- Где Габи-задыхаясь, спросил он.
- Кретин, - сказал я и ударил его по лицу пистолетом.
Он согнулся, уперся руками в стены тамбура, постоял так и медленно выпрямился. Из угла рта у него текла кровь.
- Где Габи-упрямо повторил он.
- Где вы ее оставили
- Здесь. Я собирался ее увезти. Она просила. Послала меня разведать, нет ли кого на улице. Вернулся-дверь заперта.
- Чем вы думаете-прорычал я. - Она вас обманула. все хочет спасти от этого идиотского проклятья. Я вам что велел делать Ну, ладно, надо искать ее.
Ни в одной из комнат, прилегавших к вестибюлю, ее не оказалось. Не погасив в них свет, мы побежали по главному коридору.
Из двери сбоку выскочил кто-то маленький в белой пижаме и повис у меня на поясе, чуть не опрокинув. Он издавал нечленораздельные звуки. Я оторвал его от себя и увидел, что это мальчик Мануэль. Слезы текли по его испуганному лицу и мешали ему говорить.
- Успокойся, - сказал я. - А то не пойму ни слова.
Я разобрал:
- Он убить ее хочет.
- Кто кого хочет убить-спросил я. - Говори медленнее.
Медленнее он говорить не стал, но я расслышал: "папа" и "мама".
- Папа хочет убить маму-спросил я, потому что такая расстановка казалась более вероятной. - Он кивнул. - Где
Дрожащей рукой он показал на железную дверь в конце коридора. Я пошел туда, но остановился.
- Слушай, мальчик, - стал торговаться я. - Я хочу помочь твоей маме, но сперва мне надо узнать, где мисс Леггет. Ты знаешь, где она
- Там, с ними, - крикнул он. - Скорей, скорей!
- Так. Пошли, Коллинсон. - И мы кинулись к двери.
Дверь была не заперта. Белый алтарь сверкал хрусталем и серебром под ярким лучом голубого света, протянувшимся наискось от карниза здания. С одной стороны на корточках сидела Габриэла, подняв лицо кверху. В этом резком свете ее лицо было мертвенно. белым и застывшим. На ступеньке, где мы нашли Риза, лежала теперь Арония Холдорн. На лбу у нее был кровоподтек. Руки и ноги спутаны широкой белой лентой, локти примотаны к телу. Одежды на ней почти никакой не осталось.
Перед ней, перед алтарем, стоял Джозеф в белом балахоне. Он стоял, раскинув руки и задрав к небу бородатое лицо. В правой руке у него был обыкновенный нож для мяса, с роговой ручкой и длинным изогнутым лезвием. Джозеф говорил в небо, но он стоял к нам спиной, и мы не могли разобрать слова. Когда мы вошли в железную дверь, он опустил руки и наклонился над женой. Нас разделяло метров десять. Я заорал:
- Джозеф!
Он выпрямился, обернулся, и я увидел, что нож у него в руке еще блестит, не испачкан.
