- Это я, - прошептал я.
- А, вы! - Но рука с черным предметом не опустилась.
- Вы с ними в доле-спросил я и осторожно шагнул к кровати.
- Делаю, что приказано, и держу язык за зубами, а в бандиты к ним не нанималась.
- Хорошо. - Я сделал еще несколько шагов к кровати, уже быстрее. - Если связать простыни, смогу я спуститься из окна на следующий этаж
- Не знаю. Ой! Что вы делаете!
Я держал ее пистолет-автоматический, 8,13мм-одной рукой, а ее запястье другой и выворачивал.
- Отпустите, - приказал я, и она отпустила.
Я отошел назад, поднял кинжал, который бросил возле спинки кровати.
Потом на цыпочках подкрался к двери и прислушался. Тишина. Я тихо открыл дверь и ничего не услышал, ничего не увидел в сумраке. Дверь Минни была открыта, наверное, с тех пор, как я вывалился из комнаты. Того, с чем я боролся, там не было.
Я держал ее пистолет-автоматический, 8,13мм-одной рукой, а ее запястье другой и выворачивал.
- Отпустите, - приказал я, и она отпустила.
Я отошел назад, поднял кинжал, который бросил возле спинки кровати.
Потом на цыпочках подкрался к двери и прислушался. Тишина. Я тихо открыл дверь и ничего не услышал, ничего не увидел в сумраке. Дверь Минни была открыта, наверное, с тех пор, как я вывалился из комнаты. Того, с чем я боролся, там не было. Я вошел к Минни и включил свет. Она лежала, как прежде, забывшись тяжелым сном. Я спрятал пистолет в карман, стянул одеяло, поднял Минни, перенес в комнату служанки, свалил к ней на кровать и сказал:
- Попробуйте привести ее в чувство.
- Проснется немного погодя: они все просыпаются.
- Вон что! - сказал я и пошел вниз, на пятый этаж, к Габриэле.
Комната Габриэлы была пуста. Шляпа и пальто Коллинсона исчезли, исчезла одежда, которую она унесла в ванную, и окровавленная ночная рубашка тоже.
Я стал осыпать эту парочку проклятьями, и хоть старался не обделить ни того, ни другого, больше все-таки досталось Коллинсону; потом я выключил свет и побежал вниз по парадной лестнице-избитый, изодранный, растерзанный, с окровавленным кинжалом в одной руке, с пистолетом в другой. и на лице у меня, наверное, было такое осатанение, как в душе. До второго этажа я ничего не слышал. А тут снизу донесся звук, напоминавший отдаленный гром. Сбежав по последнему маршу, я понял, что кто-то ломится в парадную дверь. Хорошо бы этот кто-то был в синем мундире. Я подошел к двери, отпер ее и распахнул.
С ошалелыми глазами, встрепанный и бледный, передо мной стоял Эрик Коллинсон.
