В таком мелком блюдце, как Меотида, не бывало серьезных штормов. А легким пиратским плоскодонкам многочисленные отмели не создавали помех. Даже в холода, когда всякое судоходство через пролив прекращалось, здесь, в лягушачьем раю, разбойники могли совершать вылазки и беспрепятственно щипать прибрежные деревеньки.
Единственной напастью становились ветра. На плоских островах от них не было спасения. Даже за стенами саманных времянок бесконечный шорох песка по крышам изводил разбойников хуже всякой работы. Неудивительно, что именно на зимовьях случалось больше всего ссор и потасовок. Люди ходили склочные и готовые в любую минуту начать грызню.
Как ни странно, именно это оказалось Асандру на руку. Кроме его поредевшей шайки, на островах зимовало множество морских банд, рвавших друг другу горло из-за любого клочка земли или убитой утки. К людям Асандра тут же привязались с расспросами. Где Скил, ведь эти два «угря» — его, судя по глазам, намалеванным на обшивке носа? И зачем целых четыре корабля такому малому числу гребцов? А не уступите ли их…
Неокл первым схватился за нож. Не по злобе, а из рассудительности: нельзя с самого начала спускать угрозы и глотать оскорбления — разорвут. К нему присоединился Лисимах.
— Атаман! Пусть выйдет атаман! И ответит за вас, недоумков! — орали нападавшие. Было видно, что им больше хочется покричать, чем ввязываться в настоящую потасовку. Но делать нечего, надо отбивать место для зимовки, и Асандр почел долгом вмешаться. Его тут же осмеяли как «молокососа», и тогда бывший боец Апатуры показал им, кто хозяин побережья. Не лезли бы, он бы и пальцем не пошевелил…
Слухи о сильном бойце мигом разлетелись по близлежащим островам, и многие атаманы бродячих ватаг посчитали делом чести помериться с чужим предводителем. Для них важно было не ударить в грязь лицом перед своими людьми. Но вышло так, что все они по очереди ударили лицом в землю у ног Асандра, а некоторые сломали при этом шеи. Разобравшись со всеми, кто хотел отомстить за своих вожаков, Асандр принял остальных в свою непомерно разросшуюся банду и стал, сам того не желая, главарем одной из самых крупных пиратских общин на побережье.
Впрочем, держать этот сброд в узде оказалось труднее, чем поколотить дюжину драчунов. Теперь у него было человек пятьдесят на пяти лодках и еще около десятка местных крестьян на своих «угрях». Он загреб буйную вольницу в кулак и стоял так высоко над всеми, как только позволяла его сила. После весенних штормов атаман планировал совершить поход за пролив. Он не боялся Эвксина. Темная Пучина сулил многое, а алчность прочно обосновалась в опустевшем сердце Асандра. Он деятельно готовился к отплытию и ждал окончания ветров в Боспоре, но все кости с доски смело неожиданное событие.
