Мы с Ником продолжали сидеть на ступеньках крыльца у дверей павильона, или «храма», как его называли в кругу нашей семьи. Росшие полукругом высокие туи как будто стеной закрывали его угол. В этой нише всегда было темно. Здесь находился простой деревянный крест. На нем имелась следующая надпись: «Обер-лейтенант Гюнтер Брукманн, родился 12.4.1895 года, погиб в бою в Волыни 20.7.1917 года».
В этом священном для нас месте всегда можно увидеть свежие цветы. Я знаю единственного сына нашей Мамочки лишь по фотографии, которая всегда стоит на ее письменном столе. На ней он изображен в лейтенантской форме.
В то утро я впервые почувствовал, что мои родственники по-разному относятся к прошлым и нынешним политическим событиям. В отличие от моих родителей дядя Петер никоим образом не был связан с последней войной, закончившейся двадцать лет назад. Он также по-иному понимал послевоенное политическое устройство Германии. Война никак не повлияла на формирование его личности в юные годы, чего нельзя было сказать о семье его брата, моего отца. Поэтому речи Гитлера дядя Петер воспринимал как нечто излишне пафосное и забавное. Однако мои родители смотрели на такие вещи по-другому. Несмотря на ироничное отношение моего отца к политике, для него существовали и очень серьезные понятия вроде деревянного креста в память погибшего на войне Гюнтера Брукманна. Нелюбовь отца к показному пафосу привела к тому, что он воздержался от комментариев относительно поведения брата. Мать, напротив, была более откровенна.
Тем не менее не следовало забывать, что сегодня день рождения бабушки. Утром она принимала поздравления гостей. Она была одета в черное — традиционное одеяние вдовы. Единственная ее уступка традициям в тот день состояла в том, что она надела белый воротничок. Она держалась удивительно прямо. Ее густые, вьющиеся черные волосы с серебристыми нитями седины были коротко острижены и зачесаны назад. Это была прическа, нетипичная для женщин ее возраста. Каждого из гостей она встречала взглядом живых, внимательных глаз. Время от времени бабушка подносила к глазам лорнет, чтобы лучше рассмотреть поздравительную открытку.
Для меня бабушка была олицетворением поколения, которому довелось жить в благословенные предвоенные десятилетия. Активные и предприимчивые люди вроде моего деда смогли обзавестись внушительных размеров собственностью, которой теперь умело распоряжалась бабушка, руководившая нашей семьей с нежной строгостью. Мой покойный дед, человек ученый и смышленый, пользовался уважением в промышленных и коммерческих кругах Брауншвейга, был членом тайного княжеского совета и, так сказать, всегда присутствовал в нашей жизни. Его написанный маслом портрет висел в зале, и дед зорко смотрел на нас смышлеными голубыми глазами.
