Боцман помчался на пароход, а мы с химиком остались у подножия Монблана сплющенных автомобилей. Елпидифор предпринимал робкие попытки самостоятельного возвращения на землю и сильно гремел железом в разных точках Монблана.
Было зябко, ветер дул порывами с разных направлений, как всегда на пустырях. Истерзанная, смешанная с углем, копотью, металлом, битым кирпичом, нейлоном и перлоном земля сиротинилась под серыми филадельфийскими небесами. Грустно шуршали мертвые бурьяны, лопухи, полынь, пушица, хилый камыш и осока в придорожных обочинах. Понуро тянулась куда-то незамкнутая ограда из железобетонных столбов с кронштейнами и проволокой на них. Два дырявых товарных вагона пригорюнились на давно не езженных рельсах. Далеко за вагонами виднелась в сером небе рекламная полуголая женщина. Она лежала над пригородно-свалочно-близпортовым пейзажем, подперев рукой голову и мерцая плечами, — там была автозаправочная станция.
Глупая райская яблонька и рекламная женщина переглядывались, а может, и переговаривались, когда никого здесь не было.
Мне вдруг захотелось бросить моря и океаны к чертовой матери и лежать, подперев голову рукой, на диване, и чтобы рядом было мягкое женское. И еще почему-то подумалось, что в этих мертвых, холодных автомобильных трупах когда-то было тепло, и в этом автомобильном тепле было зачато много новых автолюбителей.
Все время, что я созерцал окружающее и мыслил, химик стоял, сложив руки на груди и бессмысленно уперев взгляд в пышный поролоновый двуспальный матрас. Матрас развратно валялся среди консервных банок. Его владелец, возможно, лишился супруги и отправил матрас на помойку, чтобы не терзаться воспоминаниями о мягком женском.
— Разрешите и мне уйти на судно, — наконец сказал химик.
— Вам уже поднадоела заграница? — спросил я.
— Мне холодно! — сказал химик. — Чего он там так шумит?
Елпидифор действительно трепыхался на ржавом Эльбрусе и гремел там железом, как Прометей цепями. И орел должен был на этот шум прилететь.
И прилетел.
Елпидифор вдруг затих, и сверху донесся хриплый шепот:
— Ложись, товарищи! Ихний луноход катит!
— Кто катит? — спросил химик.
Я объяснил, что луноходом в наш космический век моряки со средним образованием называют машины спецназначения.
На повороте дороги показался полицейский сине-бежевый «форд» с мерцающей на крыше синей лампочкой.
— Кошмар какой-то! Кафка! — сказал химик. — Будем ложиться?
— Сядем, — сказал я.
Мы сели на американский матрас, задрав коленки выше головы, — поролон оказался замечательно мягким. И на некоторое время я почувствовал успокоение, которое испытывает гусь, засунув легкую голову под крыло: полицейский автомобиль исчез за близким бурьяном и кустиками горчицы. И появилась надежда, что он нас тоже не видит.
