Я широким жестом вручаю брату — славянину на попечение три пулеметные ленты боекомплекта. Пускай тащит: худощавые люди — выносливые. В ответ «черпак» Костенко делает разобиженную рожу. Выражение обиды не сойдет с его физиономии на протяжении всей операции.
Похоже, Костенко просто забудет, что написано на его лице, и будет поддерживать мировую скорбь автоматически. По большому счету всем безразлично, какая мина на твоем лице: злости, обиды, усталости или вообще плачущая гримаса. От тебя ждут только одного — чтобы ты шел, не отставая от остальных и стрелял, когда потребуется. Все остальное — твои личные проблемы.
…В воздухе виснет знакомый рокот.
«Вертушку» еще не видно — она ныряет вдали от нас среди ущелий и гребней; кружится, попукивая тепловыми ракетами, предназначенными для защиты от «стингеров» — но на душе становится теплей.
Так случается всякий раз, когда слышишь родной звук двигателей и шелест винта вертолета. Это чувство родилось тогда, когда ты, зажатый среди скал, казалось, брошенный далекими «своими» на верную смерть, впервые заметил над своей головой пузатых «шмелей» — «ми — восьмых» и хищных «крокодилов» — «ми — двадцать четвертых».
И тогда у тебя впервые стало не хватать воздуха в груди, а в носу что-то предательски защипало. И стало наплевать, что «крылышки», обрабатывая «нурсами» осадивших «духов», могли накрыть и тебя. Главное — не забыли, вспомнили о тебе и прилетели на помощь. Накроют — не накроют, это еще бабушка на двое сказала, но зато оставшихся в живых спасут окончательно. На моей памяти еще не разу не было, чтобы вертолеты бросали людей в горах.
Благодарная пехота (а в горах все пехота, даже десант) прозвала штурмовые вертолеты Ми-24 не только «крокодилами» за хищный горб силуэта, но и «горбатыми». В память о спасителях своих дедов. Которых пятьдесят с лишним лет назад так же прикрывали с воздуха, горбатясь над передним краем, штурмовики Илы…
«Горбатый» проходит над нами, чуть накренясь набок. Ныряет вниз, обдавая ревом двигателя и ветром. Он отваливает в сторону — его дело прикрыть заходящий на посадку «шмель» Ми — 8. Этот трудяга может и раненых вытащить, и десант забросить, продуктов с боеприпасами подкинуть и, в случае чего — ошпарить огнем так, что маму родную забудешь.
«Шмель» зависает над нами, чуть покачиваясь в восходящих потоках воздуха. Все живое спешно сползает с гребня вниз по склонам, цепляясь за камни, редкие заснеженные деревца, ледяные торосы.
