В десяти шагах от меня сидят двое раненых. Третий, тяжелый, лежит на бушлате. Они даже не стонут: тяжелый — потому что без сознания, остальные в — шоке.
Белые, испуганные, непонимающие лица…
Еще недавно они были как все, и тут кто-то невидимый безжалостно отшвырнул их в другую категорию людей. И уже невидимая стена появилась между ними и товарищами, которым повезло. Стена грубоватого внимания, скупых слов поддержки, которых они никогда не слышали, будучи здоровыми. Стена отчуждения, за которой стоит единственное: не позволить представить себя на их месте. Иначе можно слететь с катушек и превратиться из солдата в истеричную бабу.
Что с нами случилось? Как мы раньше переживали все это: первые убитые, первые раненые. Пустая койка в палатке, место за обеденным столом…
А сейчас… Сижу вот и набиваю автоматные магазины. Потом погрызу галеты, запью зеленым «духовским» чаем — он у них хороший. Потом покурю.
…Разведка снова уходит первой. Их перепачканные глиной белые маскхалаты, в которых воевали, наверное, еще наши деды, постепенно сливаются с бело — серо — коричневым ландшафтом — краснота Красного ущелья зимой становится коричневой.
Мы ждем вертушку, чтобы эвакуировать раненых. Если тащить их на своем горбу до ущелья, где притаилась, поджидая нас, БМП, нужно выделить, как минимум, отделение. Такую роскошь мы себе позволить не можем: впереди операция, которая час от часу усложняется, и нужно беречь каждого солдата для нее. В горах каждый ствол стоит десяти, а то и сотни стволов на равнине.
Тем более, неизвестно, выдержит ли переход тяжелораненый Серега Крупенин из Подмосковья, которого мы все звали «Карлсоном» за неповоротливость. На этот раз его врожденная неуклюжесть сослужила парню плохую службу.
Для меня же начинается полоса личных неудач: ротный все же всучил мне и еще двум несчастным трофейные пулеметы. Так сказать, для увеличения боевой мощи. Мощь-то она, конечно, мощью, но переть помимо родного груза в тридцать килограммов еще и «духовский» «ПК» мне совсем не улыбается. Припахали, называется, дембеля.
Я матерюсь под нос, но сделать тут ничего не могу: на сроки службы в горах плюют, здесь больше сваливается как раз на шею «старикам» — опытным и выносливым солдатам.
Вторым номером мне дали ефрейтора Костенко из третьего отделения. Этот хитрющий хохол с полтавщины чем-то напоминает мне Муху. Такой же пронырливый и худощавый с рождения (именно с рождения: большая часть ребят основательно потощала уже здесь; я, например, точно оставил в этих краях десяток килограммов).
