У нас — трое раненых. Один тяжело. Убитых нет, что даже удивительно при такой интенсивности боя. Я смотрю на часы: вся заваруха длилась семь минут, а кажется, что пролетела вечность. Относительность времени больше всего постигается в бою. Семь минут. Наверное, «духи» просто не успели по нам пристреляться.
Провалили операцию — не провалили… В данный момент на это мне наплевать. Я уселся на свою «эрдэху», которую выменял еще летом у стоящих по соседству десантников на три литра шаропа, перемотал портянки и стал, посвистывая, набивать патронами пустые автоматные магазины: мое дело — солдатское, за остальное пусть офицеры думают. Им за это деньги платят и на базе разрешают водку пить.
Больше всего на свете мне не хочется тащить на себе трофейное оружие. Хотя по сроку службы я могу отбояриться, перевалив эту почетную ношу на молодых, но в этот раз, видимо, не удастся. Переход нас ожидает впереди еще большой, и как бы не пришлось переть на горбу еще и младший призыв.
«Черпаки» — одно название: попали в Афган по весне, этой зимой в горы не выходили, тем более не воевали. Эти зимние боевые для них — первые, и еще не знаешь, как они себя поведут в дальнейшем.
— Эм — шестнадцать? — ко мне подходит командир третьего взвода Митин, — Дай посмотреть — ни разу не видел…
Он еще много чего не видел, этот лейтенант. Пришел к нам два месяца назад: говорили, писал несколько раз рапорта — повоевать хотелось. Под занавес войны его рапорт удовлетворили.
Сегодня у него первый более или менее серьезный бой. Лейтенант еще не остыл от впечатлений: руки, подкидывающие винтовку, чуть подрагивают. Сам же лейтенант исполнен важности — как же, воевал! Чудило, ты еще не знаешь, что самое кислое нас ждет впереди. Кишками чувствую. А пока смотри винтарь, мне не жалко. Если даже захочешь сам тащить этот привет от дяди Сэма — плакать не буду.
Наши дела повисли. Ротный мрачен. Разведчик на мой трофей не обращает внимание, хотя оружие — его слабость. Все углы его модуля увешаны системами различных стран и времен. На почетном месте висит гордость коллекции: настоящий «бур», он же английский «спрингфилд» конца 19-го века.
Митин по-прежнему крутит в руках американскую винтовку. Но, кажется, делает это уже автоматически, думая о чем-то другом. Командир второго взвода Симонашвили повесил свой длинный нос. Переживает: все раненые из его взвода. Не понимает, чудило, что ему повезло: потерь в его подразделении могло быть в два раза больше. Пусть нашему взводу скажет спасибо, мы вовремя перетянули внимание и огонь «духов» на себя.
