Она обогнула кусты орешника и по едва заметной среди крапивы тропинке пошла скорым шагом. Высокие стебли с зелеными цветками топорщились на пути, обжигали лицо, шею, руки. Но это, казалось, не причиняло девушке боли. Жгучая боль была в груди: сердце терзала безысходная тоска. Тропинка вывела Марину к реке.
На высоком подмытом водой песчаном берегу с обнаженными корнями одиноко стояла сосна. «Держится еще, — удивилась Марина. — Так и человек. Жизнь иногда у него упирается в тупик, а он еще на что-то надеется…»
За сосной русло реки изгибалось петлей и поворачивало к утонувшему в зелени селу. Там, в Желудевке, летом царит знойная тишина, старики дремлют на завалинках, в лопухах текают цыплята, на широком проулке глухо стонут от жары разомлевшие поросята, около которых валяются опрокинутые пустые чугунки.
К домам примыкают сараи с соломенными крышами, а за ними спускаются к реке огороды, отделенные друг от друга стежками. Стежки выходят к берегу, у которого то тут, то там качаются на воде лодки, прикрученные железными цепями к спицам старых колес от трактора и жатки.
В изгибе реки склонились над водой ивы. Там и нашла себе приют девушка. Сев на землю в зарослях молодого ивняка, она склонила голову на грудь.
За серыми облаками потянулись темные тучи. Они грузно выползали из-за леса и зловеще стелились над землей. Порывистый ветер прижимал траву, полоскал в воде низко свисавшие ветви ивы, трепал длинные черные волосы девушки. Ее большие глаза из-под вздрагивавших век неподвижно уставились на холодные волны реки.
«Броситься сейчас в реку, и конец всем мученьям, — вдруг мелькнуло у девушки в голове. — Найдут, поплачут и похоронят рядом с отцом на кургане…»
Вокруг потемнело, и стало прохладно. По берегу пронесся вихрь. За рекой вдруг прорезала темноту неба зигзагообразная огненная линия, и от раската грома загудела земля. Дождь широкой полосой приближался с поля. Достигнув реки, застучал крупными частыми каплями. Река от дождя шумела. Пузыри плыли по воде, лопаясь и вновь рождаясь.
Девушка встала, медленно побрела по размытой дождем скользкой дороге.
Из-за кургана, на котором похоронен отец Марины, выскочил грузовик и вскоре догнал ее. Шофер, открыв дверцу, блеснул синевой глаз, крикнул:
— Марина, садись!
Девушка равнодушно взглянула на Григория. Никого она сейчас не хотела видеть, не нуждалась ни в чьей помощи и заботе. Губы ее презрительно сморщились, голос еле слышно задрожал:
