— Мальчики, нам не пора?
— Пора, — сказал Кузя и поглядел на небо. — Часов шесть уже, если не больше. — Кряхтя и постанывая, он начал подыматься. — Ну что делать будем? В деревню?
— В деревню.
— Только сперва я вам сделаю перевязка, — остановила их Инна, расстегивая медсумку.
Бинтов у нее уже мало осталось, медикаментов и того меньше, а раны у парней гноились. Инна старалась скрыть свое беспокойство, не умолкая говорила о чем-нибудь, пока перебинтовывала сначала Кузю, потом Слободкина.
Каждый из них молчал, не проронив ни стона, боясь, чтоб из-за его раны не задержались они тут. Скорее в путь!
Опять они подобрались к самому шоссе и пошли вдоль него, продираясь сквозь кусты, яростно отмахиваясь от комаров, проваливаясь по колено в болото. Шли долго, с частыми остановками. На шоссе было совершенно тихо.
— Спят еще, — решил Кузя.
— В деревне спят? — удивилась Инна.
— Не в деревне, а немцы. В деревне-то, поди, наработались.
— Да какая теперь работа, если немцы кругом, — сказал Слободкин. — Не представляю даже, что там может сейчас твориться.
Через некоторое время набрели на проселок, свернули на него. Сразу стало спокойней па душе: тут уж где-то совсем близко деревня. Вскоре и в самом деле на взгорке увидели несколько белых мазанок. Но, несмотря на утренний час, ни дымка над крышами, ни единого признака жизни не обнаружили.
Решили ночи не дожидаться. Огородами прокрались к ближнему сараю. Там было пусто. Из сарая, оглядевшись, подползли к крайней избе. Кузя приподнялся, заглянул в окно.
— Ни души.
Все трое поодиночке проникли в полуоткрытую дверь. На полу были разбросаны какие-то вещи, рыжий язычок лампады перед образами лизал темноту.
— Ничего не пойму, — развел руками Кузя, — куда все подевались? Эй! Есть кто-нибудь?
— Ой, лихо нам, лихо… — прохрипел с печи старческий голос.
— Кто тут? Хозяин, вставай, свои мы.
— Я не хозяин. — Из-за шторки показалось помятое, со всклоченной бородкой, бледное лицо старика. — Немец хозяин теперь. Ишь чего натворил. И добро все уволок, и людей распугал, и сказал: повесит на суку каждого, кто в колхозе. А мы все в колхозе. Ну, народ в лес и подался. Только я вот, убогий, один. А вы сами-то отколь?
— Солдаты мы, папаша.
— И девка солдат?
— Тоже с нами.
Старик свесился с печи, слезящимися глазами уставился на Инну.
— Сколько те лет-то?
— Восемнадцать.
Старик перекрестился.
— А мамка твоя где?
— В Гомеле.
— Голодные небось? Ребята промолчали.
— В огороде картошка. Копайте сами. Больше нечем угощать. Все обобрал, до последней крохи. Курей порезал. Копайте и уходите — шоссейка рядом, не ровен час опять набежит.
