Кони — дело привычное, а вот дороги подземные — ой-ой-ой! Иная под уклон так вагонетку мчит, что та сама лошадь гонит, а Савке остается только шапку держать, да и голову тоже: как бы потолком не оторвало.
Через четыре месяца пришел и Савкин черед: забурились вагоны — сдвинулись, а Савка поверх первого лежал. От толчка назад ссунулся и меж вагонов животом попал. Чуть живого его оттуда вытащили; полгода в больнице лежал.
Однако ничего — выжил. И даже все на месте осталось: дотошный народ, эти доктора, — ловко склеивают. И добрые.
Савка отлично понимал, что последние две-три недели его в больнице без дела держали, для отдыху только: и лечить перестали, и лежать больше не велят — гуляй в больничном садочке сколько влезет (хоть садок-то с рукавицу!).
Но гулять Савка не приучен, соскучился и стал на работу проситься.
Доктор сдвинул свои очки на кончик носа, посмотрел поверх них на Савку и усмехнулся добро-предобро.
— А глупый ты парень, как я погляжу. Ну какой ты сейчас работник? Муха после зимы и та сильней тебя! Гуляй пока, не рыпайся! Да брюхо набивай, елико возможно! Тетя Марфуша, чай, кусочки-то лишние подбрасывает?
— Подбрасывает, — подтвердил, улыбаясь, Савка. Скудного больничного пайка выздоравливающим не. хватает. И тетя Марфуша, сиделка, кормя тяжелых больных, заранее отодвигает в сторону ту часть их порций, которая, по ее мнению, уже «не пойдет горемыке в горлышко», и подбрасывает их потом на тарелки выздоравливающих, хотя и ее собственный желудок от них не отказался бы.
Так сообща доктор с Марфушей вытягивали и Савку полгода на свет божий, если шахту можно светом считать…
И вытянули!
Даже потолстел у них Савка. А уж беленький стал — как барчук: отмыли-таки за полгода.
В один из хмурых мартовских дней Савкиной барской Жизни в больнице пришел конец: выписали.
Поблагодарил Савка доктора и Марфушу, попрощался со всеми больными за руку и с доктором тоже и затопал домой, в барак то есть.
Пришел к вечеру.
Издали увидели его ребята, умывавшиеся на крыльце после работы, и посыпали ему навстречу, на ходу вытирая недомытые лица.
А Савка шмыгнул носом поскорее и одернул штаны для бодрости.
Потом всей гурьбой повалили к бараку, по дороге тормоша и поворачивая Савку: белизна его лица и рук произвели на ребят сильное впечатление.
В бараке все было по-старому: те же замызганные нары, те же усталые люди, сидящие и лежащие на них прямо в одежде в ожидании ужина.
Андрея среди них не было. Савка даже забеспокоился: где же он?
