— Люди не желают нас понимать, и мы молчим… Но мы надеемся… Нам очень хочется найти людей, которые сумеют нас услышать. Так печально жить непрочитанными.
Голосок был дружелюбный и грустный, и Трувер спросил:
— А мы не годимся для вас? Голосок тихонько засмеялся:
— Вы кое-кому тут пригодитесь. Вы разбудили нас ночью и очень хорошо пели для нас. Пожалуй, кое-кому они годятся, а?
И на все голоса вокруг зажурчало, заплескалось, захрипело одобрительно.
— Что же нам делать?
— Идите, куда идете. Мы будем там!.. Идите… Вы нам понравились!
И музыканты, сняв шляпы, поблагодарили, вежливо раскланялись перед пустым двором и попятились к воротам.
На другой день они дошли под утихающим дождем до светлой реки и легли отдохнуть на песчаном берегу.
Все устали, промокли и были голодны, но, как всегда, хныкал и причитал только карлик Ртутти.
— Я промок, как водяная русалка! Замерз, как брошенный щенок в сугробе! Голоден, как семь тигров! Сил моих нет слышать бурчанье в моем несчастном животе от кислых ягод! Не желаю я больше ничего кислого! Пускай меня положат в тепленькое, укроют мягеньким, пушистеньким! Хочу жирной колбасы! С чесноком!.. Вот я сейчас кого-нибудь укушу!..
От усталости язык у него стал заплетаться — он пощелкал зубами и в изнеможении замолчал.
Трувер, лежа на животе, задумчиво разглаживал песок лезвием своего кинжала и вдруг заметил на гладкой поверхности белого прибрежного песка букашек. Они быстро наползали, выравнивая ряды, и скоро им стало не хватать гладкого места. Трувер понял, что это буквы и строчки строфы, и выгладил кинжалом для них еще площадку на песке, так что всем хватило места выстроиться, точно маленькому войску на плацу для парада.
Тогда Трувер медленно, нараспев стал читать вслух своим товарищам, то, что говорили буквы.
Это была насмешливая шуточная баллада о трехголовом Драконе, одна из тех, что так старательно вырисовывал на пергаменте давно забытый старый Менестрель в последнюю зиму своей жизни.
Все горькие и забавные мысли, все несбыточные мечты, весь гнев и сострадание, все битвы, замки, предательства, подвиги, рыцари и драконы — всё, некогда заколдованное старым Менестрелем в ровные ряды букв и строчек, теперь возвращалось, расколдовывалось, снова обращаясь в мысли, мечты, гнев и сострадание того, кто их читал!
Очень странная была эта первая баллада. До того странная, что слушатели замерли от удивления.
По крайней мере в тысяче древних легенд драконы представлялись всегда такими ужасными, устрашающе непобедимыми, что у слушателей в глазах темнело и леденело сердце и самые бесстрашные рыцари скрипели зубами и в унижении опускали головы.
